— Ах, не будьте слишком строги к ним, сэр! —
вкрадчиво сказала миссис Манн.
— Судьи на клеркенуэлской сессии сами довели себя до
этого, сударыня, — ответил мистер Бамбл. — И если дело обернется для
них хуже, чем они предполагали, пусть благодарят самих себя!
Столько решимости и сознания долга слышалось в угрожающем
тоне, каким мистер Бамбл изрек эти слова, что миссис Манн, казалось, совершенно
была устрашена. Наконец, она промолвила:
— Вы едете в карете, сэр? А я думала, что этих нищих
принято отправлять в повозках.
— Если они больны, миссис Манн, — сказал
бидл. — В дождливую погоду мы отправляем больных в открытых повозках,
чтобы они не простудились.
— О! — сказала миссис Манн.
— Обратная карета берется довезти этих двоих да к тому
же по сходной цене, — сказал мистер Бамбл. — Обоим очень худо, и мы
считаем, что увезти их обойдется на два фунта дешевле, чем похоронить, — в
том случае, если нам удастся спихнуть их на руки другому приходу, а это я
считаю вполне возможным, только бы они назло нам не умерли посреди дороги.
Ха-ха-ха!
Мистер Бамбл посмеялся немного, затем взгляд его снова упал
на треуголку, и он принял серьезный вид.
— Мы забыли о делах, сударыня, — сказал
бидл. — Вот вам жалованье от прихода за месяц.
Мистер Бамбл извлек из бумажника завернутые в бумагу
серебряные монеты и потребовал, расписку, которую ему и написала миссис Манн.
— Замарала я ее, сэр, — сказала воспитательница
младенцев, — но, кажется, все написано по форме. Благодарю вас, мистер
Бамбл, сэр, право же, я вам очень признательна.
Мистер Бамбл благосклонно кивнул в ответ на реверанс миссис
Манн и осведомился, как поживают дети.
— Да благословит их бог! — с волнением сказала
миссис Манн. — Они, миленькие, здоровы, лучшего и пожелать им нельзя!
Конечно, за исключением тех двух, что умерли на прошлой неделе, и маленького
Дика.
— А этому мальчику все не лучше? — спросил мистер
Бамбл.
Миссис Манн покачала головой.
— Это зловредный, испорченный, порочный приходский
ребенок, — сердито сказал мистер Бамбл. — Где он?
— Я сию же минуту приведу его к вам, сэр, —
ответила миссис Манн. — Иди сюда. Дик!
Дика окликнули несколько раз, и он, наконец, отыскался. Его
лицо подставили под насос и вытерли подолом миссис Манн, после чего он предстал
пред грозным мистером Бамблом, бидлом.
Мальчик был бледен и худ; щеки у него ввалились, глаза были
большие и блестящие. Жалкое приходское платье — ливрея его нищеты — висело на
его слабом теле, а руки и ноги ребенка высохли, как у старца.
Таково было это маленькое создание, которое, трепеща, стояло
перед мистером Бамблом, не смея отвести глаз от пола и пугаясь даже голоса
бидла.
— Не можешь ты, что ли, посмотреть в лицо джентльмену,
упрямый мальчишка? — сказала миссис Манн.
Мальчик робко поднял глаза и встретил взгляд мистера Бамбла.
— Что случилось с тобой, приходский Дик? —
осведомился мистер Бамбл — весьма уместно — шутливым тоном.
— Ничего, сэр, — тихо ответил мальчик.
— Разумеется, ничего! — сказала миссис Манн,
которая не преминула — посмеяться от души над шуткой мистера Бамбла. — Я
уверена, что ты ни в чем не нуждаешься.
— Мне бы хотелось… — заикаясь, начал ребенок.
— Вот так-так! — перебила миссис Манн. — Ты,
кажется, хочешь сказать, что тебе чего-то не хватает? Ах ты маленький негодяй!
— Тише, тише, миссис Манн! — сказал бидл, властно
поднимая руку. — Чего бы вам хотелось, сэр?
— Мне бы хотелось, — заикаясь, продолжал
мальчик, — чтобы кто-нибудь написал за меня несколько слов на клочке
бумаги, сложил ее, запечатал и спрятал, когда меня зароют в землю.
— О чем говорит этот мальчик! — воскликнул мистер
Бамбл, на которого серьезный тон и истощенный вид ребенка произвели некоторое
впечатление, хотя он и был привычен к таким вещам. — О чем вы говорите,
сэр?
— Мне бы хотелось, — сказал ребенок, — передать
бедному Оливеру Твисту мой горячий привет, и пусть он узнает, как часто я сидел
и плакал, думая о том, что он скитается в темную ночь и нет никого, кто бы ему
помог. И мне бы хотелось сказать ему, — продолжал ребенок, сжимая ручонки
и говоря с большим жаром, — что я рад умереть совсем маленьким, если бы я
вырос, стал взрослым и состарился, моя сестренка на небе забыла бы меня или
была бы на меня не похожа, а гораздо лучше будет, если мы оба встретимся там
детьми.
Мистер — Бамбл с неописуемым изумлением смерил взглядом
маленького оратора с головы до ног и, повернувшись к своей собеседнице, сказал:
— Все они на один лад, миссис Манн. Этот дерзкий Оливер
всех их перепортил.
— Никогда бы я этому не поверила, сэр! — сказала
миссис Манн, воздевая руки и злобно поглядывая на Дика. — Я никогда еще не
видывала такого закоренелого маленького негодяя!
— Уведите его, сударыня! — повелительно сказал
мистер Бамбл. — Об этом следует доложить совету, миссис Манн.
— Надеюсь, джентльмены поймут, что это не моя вина,
сэр? — жалобно хныча, сказала миссис Манн.
— Они это поймут, сударыня; они будут осведомлены об
истинном положении дел, — сказал мистер Бамбл. — А теперь уведите
его, мне противно на него смотреть.
Дика немедленно увели и заперли в погреб для угля. Вскоре
вслед за этим мистер Бамбл удалился, чтобы снарядиться в путь.
На следующий день, в шесть часов утра, мистер Бамбл, заменив
треуголку круглой шляпой и укутав свою особу в синий плащ с капюшоном, занял
наружное место в почтовой карете, сопровождаемый двумя преступниками, чье право
на оседлость оспаривалось. И вместе с ними он в надлежащее время прибыл в
Лондон. В пути у него не было никаких неприятностей, кроме тех, что причиняли
ему своим гнусным поведением бедняки, которые упрямо не переставали дрожать и
жаловаться на стужу так, что, по словам мистера Бамбла, у него у самого
застучали зубы и он озяб, хотя и был закутан в плащ.
Избавившись на ночь от этих злонамеренных лиц, мистер Бамбл
расположился в доме, перед которым остановилась карета, и заказал скромный обед
— жареное мясо, соус из устриц и портер. Поставив на каминную полку стакан
горячего джина с водой, он придвинул кресло к огню и после высоконравственных
размышлений о слишком распространенном пороке — недовольстве и неблагодарности, —
приготовился к чтению газеты.
