Мальчиков кормили в большом зале с кирпичными стенами; в
одном конце его находился котел, и из этого котла в часы, назначенные для
принятия пищи, надзиратель, надев передник, с помощью одной или двух женщин
раздавал кашу. Каждый мальчик получал одну мисочку этого превосходного месива —
не больше, за исключением больших праздников, когда он, кроме того, получал две
с четвертью унции хлеба. Миски никогда не приходилось мыть. Мальчики скоблили
их ложками, пока они не начинали снова блестеть; покончив с этой операцией
(которая никогда не отнимала много времени, так как ложки были почти такой же
величины, как миски), они сидели, впиваясь в котел такими жадными глазами,
словно собирались пожрать кирпичи, которыми он был обложен, и занимались тем,
что жадно обсасывали себе пальцы в надежде найти крупицы каши, случайно на них
оставшейся. Мальчики обычно отличаются прекрасным аппетитом. Оливер Твист и его
товарищи на протяжении трех месяцев терпели муки, медленно умирая от
недоедания; наконец, они стали такими жадными и так обезумели от голода, что
один мальчик, который был рослым для своих лет и не привык к такому положению
вещей (его отец содержал когда-то маленькую харчевню), мрачно намекнул
товарищам, что, если ему не прибавят миски каши per diem, он боится, как бы
случайно не съесть ночью спящего с ним рядом тщедушного мальчика. Глаза у него
были дикие, голодные, и дети слепо ему поверили. Посоветовались; был брошен
жребий, кому подойти в тот вечер после ужина к надзирателю и попросить еще
каши. И жребий выпал Оливеру Твисту.
Настал вечер; мальчики заняли свои места. Надзиратель в
поварском наряде поместился у котла; его нищие помощницы расположились за его
спиной. Каша была разлита по мискам. И длинная молитва была прочитана перед
скудной едой. Каша исчезла; мальчики перешептывались друг с другом и
подмигивали Оливеру, а ближайшие соседи подталкивали его. Он был совсем
ребенок, впал в отчаяние от голода и стал безрассудным от горя. Он встал из-за
стола и, подойдя с миской и ложкой в руке к надзирателю, сказал, немножко
испуганный своей дерзостью:
— Простите, сэр, я хочу еще.
Надзиратель был дюжий, здоровый человек, однако он сильно
побледнел. Остолбенев от изумления, он смотрел несколько секунд на маленького
мятежника, а затем, ища поддержки, прислонился к котлу. Помощницы онемели от
удивления, мальчики — от страха.
— Что такое?.. — слабым голосом произнес, наконец,
надзиратель.
— Простите, сэр, — повторил Оливер, — я хочу
еще.
Надзиратель ударил Оливера черпаком по голове, крепко
схватил его за руки и завопил, призывая бидла.
Совет собрался на торжественное заседание, когда мистер
Бамбл в великом волнении ворвался в комнату и, обращаясь к джентльмену,
восседавшему в высоком кресле, сказал:
— Мистер Лимкинс, прошу прощенья, сэр! Оливер Твист
попросил еще каши!
Произошло всеобщее смятение. Лица у всех исказились от
ужаса.
— Еще каши?! — переспросил мистер Лимкинс. —
Успокойтесь, Бамбл, и отвечайте мне вразумительно. Так ли я вас понял: он
попросил еще, после того как съел полагающийся ему ужин?
— Так оно и было, сэр, — ответил Бамбл.
— Этот мальчик кончит жизнь на виселице, — сказал
джентльмен в белом жилете. — Я знаю: этот мальчик кончит жизнь на
виселице.
Никто не опровергал пророчества джентльмена. Началось
оживленное обсуждение. Было предписано немедленно отправить Оливера в
заточение; а на следующее утро к воротам было приклеено объявление, что любому,
кто пожелает освободить приход от Оливера Твиста, предлагается вознаграждение в
пять фунтов. Иными словами, вознаграждение в пять фунтов и Оливер Твист были
предложены любому мужчине или женщине, которые, занимаясь ремеслом, торговлей
или чем-либо иным, нуждались в ученике.
— Никогда и ни в чем, — сказал джентльмен в белом
жилете, постучав на следующее утро в ворота и прочитав объявление, — я не
был так уверен, как в том, что этот мальчик кончит жизнь на виселице.
Намереваясь показать в дальнейшем, прав или не прав был
джентльмен в белом жилете, я не стану лишать занимательности это повествование
(полагая, что оно обладает этим качеством) и не осмелюсь намекнуть, ждет ли
Оливера Твиста такая страшная смерть, или нет.
Глава 3
рассказывает о том, как Оливер Твист едва не поступил на
место, которое оказалось бы отнюдь не синекурой
В течение недели после совершения кощунственного и позорного
преступления — просьбы о добавочной порции — Оливер сидел взаперти в темной и
пустой комнате, куда его заключили по мудрому и милосердному распоряжению
совета. На первый взгляд как будто разумно предположить, что если бы он отнесся
с должным почтением к предсказанию джентльмена в белом жилете, то раз и
навсегда подтвердил бы пророческий дар этого джентльмена, прикрепив один конец
носового платка к крюку в стене и повесившись на другом его конце. Однако для
совершения этого подвига существовало одно препятствие, а именно: носовые
платки, отнесенные к предметам роскоши, были на все грядущие века отторгнуты от
носов бедных людей по специальному приказу совета, собравшегося в полном
составе, — по приказу, который был скреплен подписями и печатью и
торжественно оглашен.
Еще более серьезным препятствием являлись юный возраст и
ребяческий нрав Оливера. Он горько проплакал весь день, а когда настала
длинная, унылая ночь, он заслонил руками глаза, чтобы не видеть тьмы, и,
забившись в угол, постарался уснуть. То и дело он просыпался, приподнимаясь и
вздрагивая, и все теснее и теснее прижимался к стене, чувствуя, что холодная,
твердая ее поверхность как бы служит ему защитой от одиночества во мраке, его
окружающем.
Да не подумают враги «системы», что во время своего
одиночного заключения Оливер был лишен упражнений, необходимых для здоровья,
лишен при — личного общества и духовного утешения. Что касается упражнений, то
стояла чудесная холодная погода и ему разрешалось каждое утро совершать
обливание под насосом в обнесенном кирпичной стеной дворе, в присутствии
мистера Бамбла, который заботился о том, чтобы он не простудился, и с помощью
трости вызывал ощущение теплоты во всем его теле. Что касается общества, то
каждые два дня его водили в зал, где обедали мальчики, и там секли при всех для
примера и предостережения остальным. А для того чтобы не лишить его духовного
утешения, его выгоняли пинками каждый вечер в час молитвы в тот же зал и там
разрешали утешать свой дух, слушая общую молитву мальчиков, содержавшую
специальное дополнение, внесенное по распоряжению совета; в этом дополнении они
просили сделать их хорошими, добродетельными, довольными и послушными и
избавить от грехов и пороков Оливера Твиста: о последнем в молитве было
отчетливо сказано, что он находится под особым покровительством и защитой злых
сил и является изделием, выпущенным прямо с фабрики самого дьявола.
