— Ну-ка, молодой человек, пошлите кого-нибудь сменить
моего приятеля, — сказал агент. — Он остался в двуколке,
присматривает за лошадью. Есть у вас тут каретный сарай, куда бы можно было ее
поставить минут на пять — десять?
Когда Бритлс дал утвердительный ответ и указал им строение,
осанистый человек вернулся к воротам и помог своему спутнику поставить в сарай
двуколку, в то время как Бритлс в полном восторге светил им. Покончив с этим,
они направились в дом и, когда их ввели в гостиную, сняли пальто и шляпы и
предстали во всей красе.
Тот, что стучал в дверь, был человеком крепкого сложения,
лет пятидесяти, среднего роста, с лоснящимися черными волосами, довольно
коротко остриженными, с бакенами, круглой физиономией и зоркими глазами. Второй
был рыжий, костлявый, в сапогах с отворотами; у него было некрасивое лицо и
вздернутый, зловещего вида нос.
— Доложите вашему хозяину, что приехали Блетерс и Дафф,
слышите? — сказал человек крепкого сложения, приглаживая волосы и кладя на
стол пару наручников. — А, добрый вечер, сударь! Разрешите сказать вам
словечко наедине.
Эти слова были обращены к мистеру Лосберну, входившему в
комнату; сей джентльмен, знаком приказав Бритлсу удалиться, ввел обеих леди и
закрыл дверь.
— Вот хозяйка дома, — сказал мистер Лосберн,
указывая на миссис Мэйли.
Мистер Блетерс поклонился. Получив приглашение сесть, он
положил шляпу на пол и, усевшись, дал знак Даффу последовать его примеру. Сей
джентльмен, который либо был менее привычен к хорошему обществу, либо
чувствовал себя в нем менее свободно, уселся после ряда судорожных движений и в
замешательстве засунул в рот набалдашник своей трости.
— Теперь займемся этим грабежом, сударь, — сказал
Блетерс. — Каковы обстоятельства дела?
Мистер Лосберн, хотевший, казалось, выиграть время,
рассказал о них чрезвычайно подробно и с многочисленными отклонениями. Господа
Блетерс и Дафф имели весьма проницательный вид и изредка обменивались кивками.
— Конечно, я ничего не могу утверждать, пока не увижу
место происшествия, — сказал Блетерс, — но сейчас мое мнение, —
и в этих пределах я готов раскрыть свои карты, — мое мнение, что это
сработано не какой-нибудь деревенщиной. А, Дафф?
— Разумеется, — отозвался Дафф.
— Если перевести этим дамам слово «деревенщина», вы,
насколько я понимаю, считаете, что это было совершено не деревенским
жителем? — с улыбкой спросил мистер Лосберн.
— Именно, сударь, — ответил Блетерс. — Больше
никаких подробностей о грабеже?
— Никаких, — сказал доктор.
— А что это толкуют слуги о каком-то мальчике? —
спросил Блетерс.
— Пустяки, — сказал доктор. — Один из слуг с
перепугу вбил себе в голову, что мальчик имеет какое-то отношение к этим
разбойникам. Но это вздор, сущая чепуха.
— А если так, то очень легко с этим разделаться, —
заметил доктор.
— Он правильно говорит, — подтвердил Блетерс,
одобрительно кивнув головой и небрежно играя наручниками, словно парой
кастаньет. — Кто этот мальчик? Что он о себе рассказывает? Откуда он
пришел? Ведь не с неба же он свалился, сударь?
— Конечно, нет, — отозвался доктор, бросив
беспокойный взгляд на обеих леди. — Вся его история мне известна, но об
этом мы можем потолковать позднее. Полагаю, вам сначала хотелось бы увидеть,
где воры пытались пробраться в дом?
— Разумеется, — подхватил мистер Блетерс. —
Лучше мы сначала осмотрим место, а потом допросим слуг. Так принято
расследовать дело.
Принесли свет, и господа Блетерс и Дафф в сопровождении
местного констебля, Бритлса, Джайлса и, короче говоря, всех остальных вошли в маленькую
комнатку в конце коридора и выглянули из окна, а после этого обошли вокруг дома
по лужайке и заглянули в окно; затем им подали свечу для осмотра ставня; затем
— фонарь, чтобы освидетельствовать следы; а затем вилы, чтобы обшарить кусты.
Когда при напряженном внимании всех зрителей с этим делом было покончено, они
снова вошли в дом, и тут Джайлс и Бритлс должны были изложить свою
мелодраматическую историю о приключениях минувшей ночи, которую они повторили
раз пять-шесть, противореча друг другу не более чем в одном важном пункте в
первый раз и не более чем в десяти — в последний. Достигнув таких успехов,
Блетерс и Дафф выдворили всех из комнаты и вдвоем долго держали совет, столь
секретно и торжественно, что по сравнению с ним консилиум великих врачей,
разбирающих труднейший в медицине случай, показался бы детской забавой.
Тем временем доктор, крайне озабоченный, шагал взад и вперед
в соседней комнате, а миссис Мэйли и Роз с беспокойством смотрели на него.
— Честное слово, — сказал он, пробежав по комнате
великое множество раз и, наконец, останавливаясь, — я не знаю, что делать.
— Право же, — сказала Роз, — если правдиво
рассказать этим людям историю бедного мальчика, этого будет вполне достаточно,
чтобы оправдать его.
— Сомневаюсь, милая моя молодая леди, — покачивая
головой, возразил доктор. — Полагаю, что это не оправдает его ни в их
глазах, ни в глазах служителей правосудия, занимающих более высокое положение.
В конце концов кто он такой? — скажут они. — Беглец! Если руководствоваться
только доводами и соображениями здравого смысла, его история в высшей степени
неправдоподобна…
— Но вы-то ей верите? — перебила Роз.
— Как ни странно, но верю, и, может быть, я старый
дурак, — ответил доктор. — Но тем не менее я считаю, что такой
рассказ не годится для опытного полицейского чиновника.
— Почему? — спросила Роз.
— А потому, прелестная моя допросчица, — ответил
доктор, — что с их точки зрения в этой истории много неприглядного:
мальчик может доказать только те факты, которые производят плохое впечатление,
и не докажет ни одного, выгодного для себя. Будь прокляты эти субъекты! Они
пожелают знать, зачем да почему, и не поверят на слово. Видите ли, на основании
его собственных показаний, он в течение какого-то времени находился в компании
воров; его отправили в полицейское управление, обвиняя в том, что он обчистил
карман некоего джентльмена; из дома этого джентльмена его увели насильно в
какое-то место, которое он не может описать или указать и ни малейшего
представления не имеет о том, где оно находится. Его привозят в Чертей люди,
которые как будто крепко связаны с ним, хочет он того или не хочет, и его
пропихивают в окно, чтобы ограбить дом, а затем, как раз в тот момент, когда он
собрался поднять на ноги обитателей дома и, стало быть, совершить поступок,
который бы снял с него всякие обвинения, появляется эта бестолковая тварь, этот
болван дворецкий, и стреляет в него. Словно умышленно хотел ему помешать
сделать то, что пошло бы ему на пользу. Теперь вам все понятно?
