Между тем Оливер помаленьку поправлялся и благоденствовал,
окруженный заботами миссис Мэйли, Роз и мягкосердечного мистера Лосберна. Если
пламенные молитвы, изливающиеся из сердца, исполненного благодарности, бывают
услышаны на небе — что тогда молитва, если она не может быть услышана! —
то те благословения, которые призывал на них сирота, проникли им в душу, даруя покой
и счастье.
Глава 32
о счастливой жизни, которая начались для Оливера среди его
добрых друзей
Болезнь Оливера была затяжной и тяжелой. Не говоря уже о
медленном заживлении простреленной руки и боли в ней, долгое пребывание Оливера
под дождем и на холоде вызвало лихорадку, которая не покидала его много недель
и очень истощила. Но, наконец, он начал понемногу поправляться и уже в
состоянии был произнести несколько слов о том, как глубоко он чувствует доброту
двух ласковых леди и как горячо надеется, что, окрепнув и выздоровев, сделает
для них что-нибудь в доказательство своей благодарности, чтоб они увидели,
какой любовью и преданностью полно его сердце, и окажет им хотя бы какую-нибудь
пустячную услугу, которая убедит их в том, что бедный мальчик, спасенный
благодаря их доброте от страданий или смерти, достоин их милосердия и от всего
сердца желает им служить.
— Бедняжка! — сказала однажды Роз, когда Оливер с
трудом пытался выговорить бледными губами слова благодарности. — Тебе
представится много случаев нам услужить, если ты этого захочешь. Мы поедем за
город, и тетя намерена взять тебя. Тишина, чистый воздух и все радости и
красоты весны помогут тебе в несколько дней окрепнуть. Мы будем давать тебе
сотни поручений, если тебе это окажется по силам.
— Поручений! — воскликнул Оливер. — О дорогая
леди, если бы я мог работать для вас, если бы я мог доставить вам удовольствие,
поливая ваши цветы, ухаживая за вашими птичками или весь день бегая на
посылках, чтобы только вы были счастливы, — чего бы я не отдал за это!
— Тебе ничего не нужно отдавать, — улыбаясь,
сказала Роз Мэйли, — ведь я уже сказала, что мы будем давать тебе сотню
поручений, и если ты будешь хоть наполовину трудиться так, как сейчас обещаешь,
чтобы угодить нам, я буду очень счастлива.
— Счастливы, сударыня! — воскликнул Оливер. —
Как вы добры, что говорите так!
— Ты сделаешь меня такой счастливой, что и сказать
нельзя, — ответила молодая леди. — Мысль о том, что моя милая, добрая
тетя спасла кого-то от той печальной участи, какую ты нам описал, доставляет
мне невыразимое удовольствие, но сознание, что тот, к кому она отнеслась с
лаской и состраданием, чувствует искреннюю благодарность и преданность, радует
меня больше, чем ты можешь себе представить… Ты меня понимаешь? — спросила
она, вглядываясь в задумчивое лицо Оливера.
— О да, сударыня, понимаю! — с жаром ответил
Оливер. — Но сейчас я думал о том, какой я неблагодарный.
— К кому? — спросила молодая леди.
— К доброму джентльмену и милой старой няне, которые
так заботились обо мне, — сказал Оливер. — Они были бы, наверно,
довольны, если бы знали, как я счастлив.
— Наверно, — отозвалась благодетельница
Оливера. — И мистер Лосберн по доброте своей уже обещал, что повезет тебя
повидаться с ними, как только ты в состоянии будешь перенести путешествие.
— Обещал, сударыня? — вскричал Оливер, просияв от
удовольствия. — Не знаю, что со мной будет от радости, когда я снова увижу
их добрые лица.
Вскоре Оливер достаточно оправился, чтобы перенести
утомление, связанное с этой поездкой. Однажды утром он и мистер Лосберн
двинулись в путь в — маленьком экипаже, принадлежащем миссис Мэйли. Когда они
доехали до моста через Чертей, Оливер вдруг сильно побледнел и громко
вскрикнул.
— Что случилось с мальчиком? — засуетился, по
своему обыкновению, доктор. — Ты что-нибудь увидел… услышал… почувствовал,
а?
— Вот, сэр, — крикнул Оливер, указывая в окно
кареты. — Этот дом!
— Да? Ну так что же? Эй, кучер! Остановитесь
здесь, — крикнул доктор. — Что это за дом, мой мальчик? А?
— Воры… Они приводили меня сюда, — прошептал
Оливер.
— Ах, черт побери! — воскликнул доктор. — Эй,
вы там! Помогите мне выйти!
Но не успел кучер слезть с козел, как доктор уже каким-то
образом выкарабкался из кареты и, подбежав к заброшенному дому, начал как
сумасшедший стучать ногой в дверь.
— Кто там? — отозвался маленький, безобразный
горбун, так внезапно раскрыв дверь, что доктор, энергически наносивший
последний удар, чуть не влетел прямо в коридор. — Что случилось?
— Случилось! — воскликнул доктор, ни секунды не
размышляя и хватая его за шиворот. — Многое случилось. Грабеж — вот что
случилось!
— Случится еще и убийство, если вы не отпустите
меня, — хладнокровно отозвался горбун. — Слышите?
— Слышу, — сказал доктор, основательно встряхивая
своего пленника. — Где этот, черт бы его подрал, как его, проклятого,
зовут… Да, Сайкс. Где Сайкс, отвечайте, вор?
Горбун вытаращил глаза, как бы вне себя от изумления и
негодования, затем, ловко высвободившись из рук доктора, изрыгнул залп
омерзительных проклятий и вернулся в дом. Но не успел он закрыть дверь, как
доктор, не вступая ни в какие переговоры, вошел в комнату. Он с беспокойством
осмотрелся кругом: и мебель, и предметы, и даже расположение шкафов не
соответствовали описанию Оливера.
— Ну? — сказал горбун, зорко следивший за
ним. — Что это значит, почему вы насильно врываетесь в мой дом? Хотите
меня ограбить или убить?
— Случалось вам, глупый вы старый кровопийца, видеть
когда-нибудь, чтобы человек приезжал с этой целью в карете? — сказал
вспыльчивый доктор.
— Так что же вам нужно? — крикнул горбун. —
Убирайтесь, пока не поздно! Будь вы прокляты!
— Уйду, когда сочту нужным, — сказал мистер
Лосберн, заглядывая в другую комнату, которая, как и первая, не имела ни
малейшего сходства с описанной Оливером. — Я еще до вас доберусь,
приятель.
— Вот как! — огрызнулся отвратительный
урод. — Если я вам буду нужен, вы найдете меня здесь. Я здесь
один-одинешенек двадцать пять лет сижу, совсем рехнулся, а вы еще меня
запугиваете! Вы за это заплатите, да, заплатите!
И уродливый маленький демон поднял вой и в ярости стал плясать
по комнате.
— Выходит довольно глупо, — пробормотал себе под
нос доктор, — должно быть, мальчик ошибся. Вот, суньте это в карман и
заткните глотку!
С этими словами он бросил горбуну монету и вернулся к
экипажу.
