— Создание, прекрасное и невинное, как ангел
небесный, — с жаром продолжал молодой человек, — находилось между
жизнью и смертью. О, кто мог надеяться — когда перед глазами ее приоткрылся тот
далекий мир, который был родным для нее, — что она вернется к печалям и
невзгодам этого мира! Роз, Роз, видеть, как вы ускользаете, подобно нежной
тени, отброшенной на землю лугом с небес, отказаться от надежды, что вы будете
сохранены для тех, кто прозябает здесь, — да и вряд ли знать, зачем должны
вы быть сохранены для них, — чувствовать, что вы принадлежите тому
лучезарному миру, куда так рано унеслись на крыльях столь многие, самые
прекрасные и добрые, и, однако, вопреки этим утешительным мыслям, молиться о
том, чтобы вы были возвращены тем, кто вас любит, — такое мучение вряд ли
можно вынести! Я испытывал его днем и ночью. Вместе с ним на меня нахлынул
поток страхов, опасений и себялюбивых сожалений, что вы можете умереть, не
узнав, как беззаветно я любил вас, — этот поток мог унести с собой и
сознание и мой разум!.. Вы выздоровели. День за днем и чуть ли не час за часом
здоровье по капле возвращалось к вам и, вливаясь в истощенный, слабый ручеек
жизни, медлительно в вас текущий, вновь подарило ему стремительность и силу.
Глазами, ослепленными страстной и глубокой любовью, я следил за тем, как с
порога смерти вы возвращались к жизни. Не говорите же мне, что вы хотите лишить
меня этого! Ибо теперь, когда я люблю, люди стали мне ближе.
— Я не это хотела сказать, — со слезами ответила
Роз. — Я хочу только, чтобы вы уехали отсюда и снова устремились к высоким
и благородным целям — целям, вполне достойным вас.
— Нет цели, более достойной меня, более достойной
самого благородного человека, чем старания завоевать такое сердце, как
ваше! — сказал молодой человек, беря ее руку. — Роз, милая моя,
дорогая Роз! Много лет, много лет я любил вас, надеясь завоевать пути к славе,
а потом гордо вернуться домой, чтобы разделить ее с вами… Я грезил наяву о том,
как в эту счастливую минуту напомню вам о многих безмолвных доказательствах
юношеской любви и попрошу вашей руки во исполнение старого безмолвного
соглашения, заключенного между нами! Это не случилось. Но теперь, не завоевав
никакой славы и не осуществив ни одной юношеской мечты, я предлагаю вам свое
сердце, давно отданное вам, и вся моя судьба зависит от тех слов, какими вы
встретите это предложение.
— Вы всегда были добры и благородны, — сказала
Роз, подавляя охватившее ее волнение. — Вы не считаете меня бесчувственной
или неблагодарной, так выслушайте же мой ответ.
— Вы ответите, что я могу заслужить вас, не правда ли,
дорогая Роз?
— Я отвечу, — сказала Роз, — что вы должны
постараться забыть меня: нет, не старого и преданного вам друга — это ранило бы
меня глубоко, — а ту, кого вы любите. Посмотрите вокруг! Подумайте,
сколько на свете сердец, покорить которые вам было бы лестно. Если хотите,
сделайте меня поверенной вашей новой любви… Я буду самым верным, любящим и
преданным вашим другом.
Последовало молчание, в течение которого Роз, закрыв лицо
рукой, дала волю слезам. Гарри не выпускал другой ее руки.
— Какие у вас причины. Роз, — тихо спросил он,
наконец, — какие у вас причины для такого решения?
— Вы имеете право их знать, — ответила Роз. —
И все ваши слова бессильны их изменить. Это — долг, который я должна исполнить.
Я обязана это сделать ради других и ради самой себя.
— Ради самой себя?
— Да, Гарри. Ради себя самой; лишенная друзей и
состояния, с запятнанным именем, я не должна давать вашим друзьям повод
заподозрить меня в том, будто я из корысти уступила вашей первой любви и
послужила помехой для всех ваших надежд и планов. Я обязана, ради вас и ваших
родных, помешать тому, чтобы вы в пылу свойственного вам великодушия воздвигли
такую преграду на пути к жизненным успехам…
— Если ваши чувства совпадают с сознанием долга… —
начал Гарри.
— Нет, не совпадают… — сильно покраснев, ответила
Роз.
— Значит, вы отвечаете на мою любовь? — спросил
Гарри. — Только это одно скажите, дорогая Роз, только это! И смягчите
горечь столь тяжкого разочарования!
— Если бы я могла отвечать на нее, не принося жестокого
зла тому, кого люблю, — сказала Роз, — я бы…
— Вы приняли бы это признание совсем иначе? —
спросил Гарри. — Хоть этого не скрывайте от меня. Роз!
— Да! — сказала Роз. — Довольно! —
прибавила она, освобождая руку. — Зачем нам продолжать этот мучительный
разговор? Очень мучительный для меня, и тем не менее он сулит мне счастье на
долгие времена, потому что счастьем будет сознавать, что своей любовью вы
вознесли меня так высоко и каждый ваш успех на жизненном поприще будет
придавать мне сил и твердости. Прощайте, Гарри! Так, как встретились мы
сегодня, мы больше никогда не встретимся, но хотя наши отношения не будут
походить на те, какие могла повлечь за собой Эта беседа, — мы можем быть
связаны друг с другом прочно и надолго. И пусть благословения, исторгнутые
молитвами верного и пылкого сердца из источника правды, пусть они принесут вам
радость и благоденствие!
— Еще одно слово, Роз! — сказал Гарри. —
Скажите, какие у вас основания? Дайте мне услышать их из ваших уст!
— Перед вами блестящее будущее, — твердо ответила
Роз. — Вас ждут все почести, которых большие способности и влиятельные
родственники помогают достигнуть в общественной жизни. Но эти родственники горды,
а я не хочу встречаться с теми, кто может отнестись с презрением к матери,
давшей мне жизнь, и не хочу принести позор сыну той, которая с такой добротой
заступила место моей матери. Одним словом, — продолжала молодая девушка,
отворачиваясь, так как стойкость покинула ее, — мое имя запятнано, и люди
перенесут мой позор на невиновного! Пусть попрекают лишь меня и я одна буду
страдать.
— Еще одно слово, Роз, дорогая Роз, только одно! —
воскликнул Гарри, бросаясь перед ней на колени. — Если бы я не был таким…
таким счастливцем, как сказали бы в свете… если бы мне суждено было тихо и
незаметно прожить свою жизнь, если бы я был беден, болен, беспомощен, вы и
тогда отвернулись бы от меня? Или же эти сомнения рождены тем, что я, быть
может, завоюю богатство и почести?
— Не настаивайте на ответе, — сказала Роз. —
Этот вопрос не возникал и никогда не возникнет. Нехорошо, почти жестоко
добиваться ответа!
— Если ответ ваш будет такой, на какой я почти смею
надеяться, — возразил Гарри, — он прольет луч счастья на одинокий мой
путь и осветит лежащую передо мной тропу. Произнести несколько коротких слов,
дать так много тому, кто любит вас больше всех в мире, — не пустое дело! О
Роз, во имя моей пламенной и крепкой любви, во имя того, что я выстрадал ради
вас, и того, на что вы меня обрекаете, ответьте мне на один только этот вопрос!
