— Чтобы одеться, я же говорила? К сожалению, с утра я не обнаружила ничего, во что можно одеться, — я не хотела, чтобы мои слова прозвучали как обвинение, но, тем не менее, так вышло. Но зачем было забирать мое платье? Даже если оно грязное, я все равно могла на пять минут его надеть, чтобы выйти в коридор приличной леди!
— Прости, мы не думали, что после ночи ты встанешь так рано, — повинился Глен. — Наша ошибка, надеюсь, ты не в обиде?
— Нет, конечно, — удивилась я. — Но постарайтесь в следующий раз оставить мне хоть что-то, в чем можно выйти. Я же не знала, когда вы придете, да и слуг раньше тут не заметила...
— Мы извиняемся не за это. Точнее, не только за это. Мы не хотели, чтобы после первой ночи ты проснулась в одиночестве, но не рассчитали время, — виновато сказал Блейк. — С тобой же... твоим телом все нормально?
Глава 21
— Я в порядке, — честно ответила, но встретила два внимательных и полных недоверия взгляда. — Я в полном порядке.
— Марион, на не нужно врать, если вдруг что...
— То вы вызовете лекаря? Если что, я и есть лекарь, — с легким смешком напомнила я. — Вам не о чем переживать.
— Даже если с тобой все хорошо, то мы все равно не должны были оставлять тебя одну, — вздохнул Блейк.
— Мы вчера не спали до трех утра, кто же знал, что в девять ты будешь уже разгуливать по коридорам? — прибавил Глен, отпустив, наконец, мою руку и направившись к столу. — Тебе пришло письмо от отца.
Намного быстрее, чем я ожидала, но от этого не менее радостно! Я взяла протянутое письмо и едва не выронила его от удивления: его никто не вскрывал. Это очень легко было определить: отец всегда делал своими именными чернилами едва заметную полоску на стыке запечатанного письма. Если кто-то вскрыл, то эта полоска становилась прерывистой, если кто-то использовал магию, то чернила меняли цвет. Поэтому я всегда могла сказать, смотрели или нет письма, которые отправлял отец. Это не смотрели. Почему Блейк и Глен так сделали, несмотря на подозрения в мою сторону? К сожалению, спросить я не могла. Более того, мне даже предложили уединиться, если я хочу прочесть письмо, чем я и воспользовалась.
Кабинет Блейка и Глена я покидала полная недоумения и вопросов. Почему они спрашивали с такими искренне виноватыми выражениями, почему извинялись, почему беспокоились? Почему отбросили подозрения, почему ничего не проверили?
Для меня это было нелогичным и странным. Если бы я была не в порядке, то я бы воспользовалась хорошим отношением мужчин и отлежалась в постели. Если бы мне и впрямь было плохо, то я бы легко себя вылечила.
Опять разница в менталитете проявляется? Или это вопрос во мне? Я ведь судила по тем моделям семьи, которые видела. Мой отец был хорошим мужем и отцом, но он никогда не стал бы задавать бессмысленных вопросов о здоровье мамы. Плохо себя чувствует? Пусть полежит, слуги позаботятся обо всем. Заболела? Вызовите хорошего лекаря, пусть вылечит. Беременность протекает тяжело? Никакого бала, перед королевой как-нибудь оправдаемся. Но чтобы самолично держать за руку и спрашивать, как самочувствие, не обиделась ли? Нет, такого не было.
В отличие от многих аристократов, которые могли обращаться со своими супругами хуже, чем с собаками, такое отношение резко контрастировало. Да отец даже не изменял маме, что было нонсенсом для аристократического общества. Поэтому я всегда считала родительский брак образцом хорошей семьи, где друг друга уважают и любят, а к проблемам относятся со всем вниманием.
То, что я увидела от Блейка и Глена, не было любовью. Симпатией и уважением — да, но не любовью. И так волноваться обо мне, когда между нами пока все так зыбко и неясно? Странно, и впрямь очень странно. Но в то же время мне было приятно это глупое и абсолютно нерациональное беспокойство.
Жаль, что у меня в Далерии пока нет никаких знакомых, чтобы расспросить об этом подробнее.
А про невскрытое письмо я вообще не могла понять: как можно быть такими... такими доверяющими? Разве я успела заслужить это доверие?
Мне не терпелось прочесть письмо, потому я пошла в свою комнату. И только на нужном этаже, став едва ли не посреди коридора, я задумалась, какая из спален теперь моя. Та, что соединена с общей спальней? Или та, которую мне выделили по приезду? Сейчас это было не так важно, но если вечером они попросят меня ждать в своей комнате, то куда мне идти?
Думай, Марион, думай. Где бы мужья тебя искали? Если бы речь шла об Остеоне, то муж ждал бы, что я полностью буду выполнять его распоряжения, потому останусь в старой комнате. Но в Далерии мужья вечно делали все наоборот! Потому я пошла в общую спальню, а оттуда зашла в комнату по центру, которую мужья называли моей.
Просторная и светлая. Кровать, шкаф и все обычные для любой спальни удобства, маленький книжный шкаф. Я подошла к книгам и с удивлением обнаружила, что он были собраны явно не случайным образом. Традиции Далерии, медицина Далерии, исторические книги и... приключенческие. Последние были фактически запрещены в Остеоне, так как считалось, что они не несут практической пользы, а потому не нужны. Когда мы с Блейком только выезжали из Остеона, я случайно сказала, что хотела бы попробовать почитать подобную книгу. И сейчас найти ее на полке было приятно и волнительно.
В комнате было огромнейшее окно. В Остеоне все окна были маленькими на тот случай, если враг решит напасть. В Далерии, как я поняла, широкие окна просто дополнительно защищали магией, делая их поразительно прочными.
Перед окном стоял изящный стол для работы с высоким стулом. Я присела на стул и принялась распаковывать письмо. Знакомый почерк, знакомые слова, строгие, но где-то чуть-чуть теплее, чем обычно.
С моей семьей все было хорошо: живы, здоровы. Только мама очень расстраивалась, что долго меня не увидит. Сестры с братьями спокойно отнеслись к моему отъезду, хотя теперь тормошили отца, требуя рассказать все, что обо мне известно.
Хорошие теплые новости. Несмотря на то, что я не так много времени проводила с семьей из-за своей работы, они меня любили. Сдержанно, никогда не выражая эту любовь словами, но всегда поступками. Однако после хороших новостей пошли не самые лучшие.
Священники приходили в родительский дом четыре раза. Мою комнату и прочие вещи обыскивали. Разумеется, они ничего не нашли. Все, что показалось подозрительным, мой отец либо выкинул, либо спрятал. Моих сестер и братьев спрашивали о том, где я нахожусь, но, к счастью, отец все продумал: о том, где я нахожусь, знал из всей семьи лишь он.
А что-то сделать ему — главе нашего дома — священники не могли, ведь у него не было запретной магии и никаких серьезных нарушений за ним не числилось. К счастью, тут власть священников была ограничена.
Я выдохнула с облегчением и продолжила читать дальше. Пробежала глазами, где отец просил меня не забывать быть осторожной, не ходить без телохранителя (я с легким смешком вспомнила кучера с выправкой воина) и запнулась на словах о том, что за мной в Далерию отправили священника высокого ранга.
