-Хранитель информации, да? — подал голос Глен. — Индивидуально настроенный, чтобы никто не прочел и не смог открыть? Я такой видел на нашем учителе. Редкая штука, их по пальцам пересчитать можно.
— Вот именно. — Блейк посмотрел на Глена уж больно многозначительно.
— Тогда разве это зацепка, если никто не сможет открыть? — спросила я.
— Отправим нашим магам, пусть поработают. Как показывает практика, нет того, что нельзя открыть и проверить, есть те, кто недостаточно старался и хотел это вскрыть. И еще, Блейк, ты уверен, что информация не подставная? — нахмурился Глен, а его рука, лежащая на моем плече, сжалась чуть сильнее.
— Он умер, пытаясь уничтожить эту информацию вместе с собой.
— Пытаясь?
— Скажем так, мои способности стали для него сюрпризом. Ладно, я так понимаю, во дворец обратно снова мне идти? — вздохнул Блейк, демонстрируя столь непривычное для него раздражение. — Не играйте только без меня, если уж ухаживать, то вдвоем и по всем правилам.
Я заметила на губах Блейка легкую улыбку, когда он тут же превратился в черный туман и исчез. Не играть? Он говорил о...
— Про какие игры говорил Блейк? — спросила я у Глена, чтобы не попасть впросак снова.
— Про наши вопросы-ответы.
— А причем здесь ухаживания? — не поняла я.
— Такая игра часто является элементом ухаживаний, чтобы все в тройственном союзе смогли узнать друг друга получше и решить, действительно ли этот союз нужен.
Я неожиданно не сдержалась и фыркнула:
— После таких вопросов еще заключаются браки? Мне кажется, если люди будут знать друг о друге слишком много, то ничего хорошего из этого не выйдет.
— А если будут знать слишком мало, то вообще ничего не выйдет, — парировал Глен. — Как я понимаю, в Остеоне ничего подобного нет. Но это королевство вообще странное в плане заключения браков. Я бы даже сказал, что абсурдное.
— Почему абсурдный? — обиделась я за свою бывшую страну. Не могу сказать, что ее сильно уж любила, особенно, если учесть наличие там священников, но все равно! В Далерии тоже было много чего странного, но я же не называла это королевство нелестными словами.
— Потому что. Ну вот зачем далеко ходить? Взять хотя бы ваш с Блейком брак. Точнее, не сам брак, а тот способ, которым вы его заключили. Сколько вы друг друга знали? Тем не менее, твой отец даже не попытался проткнуть его мечом за то, что он не ухаживал за тобой должным образом!
— Большинство наших браков заключается без всяких ухаживания. Разве так не надежнее? — возразила я. — Родители договариваются, проверяют всю подноготную вступающих в брак: финансовое состояние, связи, какие-то особенности...
— Особенности? — брови Глена выразительно поползли вверх, а я пояснила:
— Нет ли страсти к выпивке, картам, рукоприкладству, насилию...
Выражение лица Глена из удивленного превратилось в полное отвращения. Он вздохнул и сказал:
— Если бы в Далерии кто-то обладал подобными... особенностями, то ему было бы не позволено жениться на какой-либо девушке, чтобы не плодить «гнилое» семя. И его не спас бы ни титул, ни деньги.
— Что еще раз доказывает, как Остеон и Далерия отличаются, — спокойно сказала я. — У нас многое прощается, если вы обладаете титулом, деньгами или связями. Многие браки заключаются довольно рано, а потому и девушка, и мужчина не способны выбрать себе надежного партнера. Браки по договоренности куда надежнее.
— Думаешь, наш брак недостаточно надежный, потому что его устроили не наши родители? — Какой провокационный вопрос! Но ответить на него было проще простого.
— Нет, надежный. Но это дело редкостного везения, — добавила я. — Боюсь, этим браком я исчерпала свое везение лет на десять вперед, поэтому мне так везет с пророчеством и священниками.
— Глупости. Все это — не невезение, а лишь проблемы, с которыми нужно разобраться, — пожал плечами Глен, а потом легонько погладил мои волосы.
Мы замолчали на несколько минут. Глену явно было вполне комфортно, а вот я чувствовала себя очень странно. Меня завернули в одеяло, я лежала в объятиях мужа, который продолжал меня гладить по голове как маленькую девочку. Было слишком... уютно? Комфортно? Умиротворенно? Я слишком давно не испытывала этого ощущение, привыкнув к тому, что моя жизнь похожа на стремительный поток. А тут она превратилась в спокойную озерную гладь.
— Я бы послушала про традиции, пока Блейка нет, — нарушила я молчание. Зачем собирать информацию по кусочкам, когда можно получить ее в полной мере? Глен всегда все понятно рассказывает, хотя и шутит время от времени уж очень специфически.
— Именно про традиции? — спросил Глен, хитро сощурившись. — Ничего не хочешь спросить эдакого, пока Блейка нет? Разве не самое время воспользоваться моментом и поинтересоваться его тайнами?
Я растерянно посмотрела на Глена:
— Если это его тайны, то зачем их узнавать? Разве Блейку не будет неприятно, что мы обсуждаем его за его спиной?
— Как зачем? А любопытство? Неужели тебе совсем не интересен Блейк?
— Интересен, но кроме интереса есть еще уважение. Если это тайна, то разве не следует проявить уважение и не пытаться вызнать? — нахмурилась я.
— Вообще-то, я шутил. Да и Блейк был бы не против, если бы я открыл парочку интересных тайн. Ты слишком серьезная, понятия не имею, как с этим бороться, хотя... — покачал головой Глен, а потом неожиданно схватил пальцами мой подбородок и приподнял лицо, чтобы нежно поцеловать.
Его горячий язык прошелся между моих губ, но Глен не торопился углубить поцелуй, он просто... вылизывал мои губы? Это было так странно, так приятно, что я поплыла уже через минуту этого поцелуя, а потом не выдержала и попробовала лизнуть в ответ. Судя по ухмылке, которую я почувствовала (в самом прямом смысле этого слова), Глен был весьма не против моей инициативы. А если просунуть язык ему в рот? А если...
Глен навис надо мной, целуя все сильнее, а я могла лишь цепляться за его плечи. Мелькнула мысль — вот так бы сразу после нападения священников — и я бы вообще ни о чем плохом не смогла бы думать.
— Вот, так намного лучше, — отстранился Глен, а его черные волосы и потемневшие глаза напомнили мне о демонах-искусителях, которыми пугали священницы всех невинных девушек. Кажется, этих демонов называли инкубами. Ходили легенды, что если посмотреть в их глаза, то можно было утонуть в желании. Как поэтично и глупо — так бы я сказала раньше. Но сейчас ощущала себя совершенно иначе: губы горели, кожа почти зудела, требуя, чтобы к ней прикасались. Прикасались так, как могут только мои мужья.
