Я не настолько больная, чтобы устраивать утреннюю пробежку, но вот прогулку… Почему бы и нет? Может быть замерзну и устану так, что смогу уснуть до утра понедельника. Все равно на воскресенье ничего не запланировано. Задания в универе еще не выдали, друзей у меня нет. И даже книги почти не спасают.
Минут через пятнадцать оказываюсь в небольшом парке, который выглядит так же мрачно, как и я. Запихиваю руки поглубже в карманы и прячу нос в ворот куртки. Меряю шагами плиточные дорожки, стараясь не думать ни о чем, но это труднее, чем кажется.
Смогу ли я когда-нибудь забыть то, что случилось? Смогу ли простить себя и принять то, что сделала? Получится ли по-настоящему открыться кому-то и не встретить осуждения?
Нет. Нет! На все вопросы – нет.
Это нереально. Мы все осуждаем. Высмеиваем чужую внешность и поступки, мысли и идеи. Если кто-то не похож на тебя, то он по определению урод. А на деле все уроды. В той или иной степени.
Почему все должно быть так сложно? Почему каждый день рядом шагают комплексы, предрассудки, страхи?
Раньше я думала, нужно делать то, что хочется. То, что кажется нормальным и правильным именно тебе. Все это, конечно, круто. И было по кайфу, но есть одно «но» – последствия. Обратная сторона свободы. Каждое действие, каждый выбор накладывает отпечаток. Что-то вроде невидимой для глаза татуировки, но ты ее чувствуешь, а тот, кто о ней знает, получает над тобой власть.
Можно сколько угодно кричать, что тебе пофиг на все, но есть моменты, которыми невозможно гордиться. Они уже случились, и ты не можешь вырезать их из жизни. Что тогда делать? Как жить дальше?!
Перестаю чувствовать пальцы на ногах и возвращаюсь в общагу. Нарыдалась на год вперед, стало легче. Меня слышали только злое утро, презирающее людей за то, что они его ненавидят, и увядающая зима, не желающая уступать место нежной весне. Они сохранят этот позор в тайне. Хотя бы о нем никто не узнает.
Поворачиваю ключ в замке и открываю дверь в комнату. Делаю шаг, но тут же выпрыгиваю обратно, захлопывая дверь. Гул проносится по коридору и тонет где-то на лестничной клетке. Оглядываюсь по сторонам и выдыхаю тихое:
– Черт…
Тяжело дышу, сжимая дверную ручку. Поднимаю глаза, чтобы проверить номер комнаты. Сорок один. Все верно.
Мне просто почудилось. Это галлюцинации от переизбытка кислорода в организме. Глубоко вдыхаю пыльный общажный воздух и медленно приоткрываю дверь, заглядывая внутрь. Нет. Глюк никуда не делся, а значит… Все взаправду.
Какого черта?!
Собираюсь с силами и вхожу в комнату. На моей постели спит парень. Лицо спокойное, ровное дыхание льется из чуть приоткрытых губ. Темная челка скрывает глаза, руки закинуты за голову, рядом с его бедром лежит открытый ноутбук. Тело расслаблено, а пятки свисают с края постели.
Никита…
Что вообще происходит? И как он здесь оказался?
На парковке не было его машины, я бы заметила. Но вот он! Лежит и сопит в две дырочки. Красота!
Сбрасываю куртку с плеч, стягиваю шапку и аккуратно снимаю обувь. Есть только один выход. Один шанс. Сейчас все закончится. Подхожу к кровати Вики, беру в руки ее подушку и на носочках приближаюсь к вторженцу. Я не собираюсь душить его, но показать, что самоуправство чревато последствиями стоит. Приподнимаю руки, чтобы прицелиться, и…
Вспышка! Всего несколько секунд, и я обезоружена и прижата к матрасу тяжелым телом. Ноут падает на пол. Мои руки в жестком захвате по обе стороны от головы, а перед глазами ядовитая и мучительная тьма, которая хочет поглотить и уничтожить. Никита сканирует мое лицо сонным, но уже колючим взглядом:
– Это было грубо.
– Какого черта ты здесь делаешь?
– Нахера тебе телефон? – спрашивает он в своей обычной манере «плевать мне на твои вопросы, отвечай на мои».
Хлопаю глазами, не понимая, о чем он говорит.
– Ты забыла телефон, Аня. Я не мог тебе дозвониться.
– Это не повод врываться в мою комнату.
– Еще какой.
– Слезь с меня! – дергаю руками и выгибаю спину, упираясь ступнями в матрас, чтобы освободиться.
А Никите весело. Он умело оборачивает маневр против меня, проталкивая колено между моими ногами. Теперь мы лежим в очень смущающей позе, и я чувствую то, что никогда не хотела бы ощущать от такого, как он. Его бедра напротив моих. Его губы слишком близко. И этот запах. Его запах. Дождь, сигаретный дым, сладкие коктейли и он сам.
– Не дергайся, Аня. Мы ходим по краю, – хрипло предупреждает Никита. – Где ты была? Я же сказал, чтобы сидела в общаге.
– А кто ты такой, чтобы я тебя слушала? – произношу грозно, а у самой не хватает воздуха на новый вдох.
Давление между ног усиливается, отзываясь сладкой болью. Хочу свести колени, но тем самым практически обнимаю Никиту, прижимая к себе.
Да что происходит?!
Темно-карие глаза становятся практически черными, зрачки расширяются, перекрывая цветную радужку. Не могу пошевелиться, точно под гипнозом. Тело тяжелое и горячее. И он сверху.
– Кто я такой? – на лице Никиты появляется лукавая улыбка. – Ты скоро поймешь.
Он опускает голову, дыхание опаляет кожу на шее. Открываю рот в немом крике, когда чувствую настойчивое и решительное прикосновение губ. Тело охватывает дичайшая дрожь, а после все чувства сосредотачиваются только в силе укуса. Зажмуриваю глаза, проглатывая сдавленный всхлип.
– Это за то, что не слушаешь меня, – Никита водит губами по шее, выпивая боль и заглаживая вину.
Зависаю. Впадаю в глубокий транс. Не слышу мысли, только бешеный стук сердца и звук моего тяжелого дыхания. Мир исчезает. Остается только…
Следующий укус чуть ниже предыдущего. Никита усиливает хватку на моих запястьях и двигает бедрами.
Жарко.
Опасно.
Сладко!
Черный огонь повсюду, и он куда страшнее обычного, потому что нереально красив. Руки безрассудно тянутся к нему, чтобы прикоснуться и почувствовать силу. А после придется прыгнуть, чтобы сгореть. Другого выхода нет.
– Это за то, что не взяла с собой телефон, – шепчет Никита.
Он водит языком из стороны в сторону, рассыпая мурашки и укрощая болезненные ощущения. Хватаю ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но слова тонут в новой волне жгучей боли. Протяжный писк срывается с губ, выгибаюсь дугой от остроты ощущений.
– А это за то, что по-дурацки записала меня в списке контактов.
Пытаюсь сконцентрироваться, но ком ощущений все больше и он вот-вот разорвет меня на куски. Если бы Клим не держал мои руки, то они давно были бы в его волосах или расстегивали рубашку. Ладони и ступни пронзают тысячи маленьких иголок. Низ живота изнывает от бессилия и желания.
