Лицо Зайрека оставалось бесстрастным.
— Я так и думал, — сказал он. — И жизни скольких людей ты уже превратила в преисподнюю?
— Многих, — ответила ведьма. — Но ни один еще не возвращался, чтобы упрекнуть меня за это. Кстати, если ты задумал убить меня, то лучше побереги силы. Огонь защищает своих хранителей.
— Значит, ты тоже неуязвима?
— Ну да, ведь я — хранительница! Есть особые правила, соблюдая которые можно жить вечно, не нарушая равновесия Весов Жизни и Смерти, Добра и Зла. Я знаю секрет.
Зайрек отвернулся от ведьмы. Он начертил в воздухе знак силы и произнес тайные слова. Рядом с ним возникло облако. Ошеломленная ведьма широко раскрыла глаза. Мгновение спустя она увидела юношу в королевской мантии. Он был строен и красив, и глаза его казались такими же зелеными, как гемма, висевшая у него на шее. Лицо юноши было, бледным, а в глазах застыл страх. Несчастный не двигался и молчал. Казалось, он не видел ни Зайрека, ни ведьму.
— Послушай, что я тебе скажу, — произнесла старуха. — Если ты собираешься окунуть в огонь этого человека, то он сгорит дотла.
— Возможно, — согласился Зайрек. — Однако мне все же кажется, что огонь не сможет уничтожить его, ибо он отведал эликсира бессмертия.
Ведьма отступила на шаг.
— Ты не сделаешь этого, — проговорила она.
— Сделаю, — ответил Зайрек. — И этим положу конец твоему доходному промыслу. До конца времен Симму будет кричать, горя и не сгорая в огне неуязвимости. Никто больше не осмелится приблизиться к твоему колодцу, старуха.
— Ты, должно быть, очень ненавидишь этого человека, — сказала ведьма. — Какое же подлое преступление совершил он, если заслужил такую ненависть?
— Это не ненависть, — ответил Зайрек. — Это любовь. Такова моя участь — творить добро из ненависти, а зло из любви. — Зайрек подошел к Симму и поцеловал его в лоб, но Симму не шелохнулся, не сказал ни единого слова. — Ты — единственная рана, которую я могу нанести себе, — сказал Зайрек Симму. — Твои крики будут преследовать меня всю жизнь. Я уйду отсюда. Я заткну уши, чтобы в них остался твой крик. Я буду корчиться от ужаса, обливаться потом при воспоминании о том, что сотворил с тобой. Я буду жить страдая.
Сказав это, Зайрек обнял Симму за плечи и мягко повел его к колодцу.
— Я еще раз повторяю… — начала было ведьма.
— Помолчи! — приказал ей Зайрек. — Я сделаю то, что сказал. Не забывай о моем могуществе и молчи.
Старуха отступила в угол сада и присела на корточки. Она потушила светильник, обвила себя золотистой змеей и зажала рот обеими руками, чтобы больше не противоречить Зайреку.
Зайрек и Симму подошли к краю колодца.
Далеко внизу бушевали языки пламени. В этот огонь когда-то опустили маленького Зайрема, удерживая на веревке, вплетенной в волосы. Он погрузился в невообразимое всепожирающее пламя, и оно выжгло у мальчика уязвимость тела и радость жизни.
Симму, наконец, обернулся и посмотрел Зайреку в глаза. Бессмертный по-прежнему молчал. Но, несмотря на то, что лицо его скривилось от страха, глаза ни о чем не спрашивали, ничего не просили. Симму не противился тому, что должно случиться. Зайрек ответил бывшему возлюбленному таким же ясным и недвусмысленным взглядом. Это был их последний разговор, и, казалось, что-то на самом деле произошло между ними, но даже они сами не могли определить, что именно.
Скорчившейся ведьме эти два человека представлялись символами — светлый и темный, свеча и тень, две стороны одного целого. Старуха бормотала себе под нос какие-то заклинания, все еще надеясь, что Зайрек не исполнит свой приговор.
Колдун указал Симму на край колодца, и бессмертный покорно взошел на него. Словно предвкушая новую жертву, огонь столбом взметнулся вверх. Колодец оказался не так глубок, как считал Зайрек, — и это понятно, ведь он был маленьким ребенком, когда видел это место в первый раз.
— Симму, если когда-нибудь ты найдешь способ наказать меня за то, что я сейчас делаю, отомсти мне, — на прощание сказал бессмертному Зайрек.
Симму вздрогнул и качнулся над огнем, словно и сам хотел броситься вниз.
Но Зайрек вовремя толкнул его сзади.
Пытаясь сохранить равновесие, Симму шагнул вперед и, сорвавшись с края колодца, исчез в огне.
Пламя ослепительно вспыхнуло. Зловещее сияние на мгновение залило весь сад. А потом все снова погрузилось в сумрак. Из колодца не доносилось ни звука.
— Что это значит? — спросил Зайрек, повернувшись к ведьме. — Я помню, как сам страшно кричал в этой яме. А сейчас я ничего не слышу.
Ведьма отняла руки от губ.
— Огонь выжег его язык и глотку, — сказала она. — Твой враг кричал бы, если б мог. Ты ждал от этой казни слишком многого.
— Но теперь я не уверен в том, что он будет обречен на вечные страдания.
— Если тебе это так нужно, загляни в колодец и увидишь.
Колдун так и сделал. Он долго вглядывался в языки пламени, а когда он, наконец, выпрямился и отошел от колодца, в его лице и глазах запечатлелось то, что он увидел.
Зайрек покинул сад точно так же, как пришел, — в колдовском облаке… Ведьма в надежде обрести покой, сидя под угасшим светильником, царапала на песке руны. В саду воцарились страх и безумие.
Была на Земле одна каменная пустыня, где песок истерся в пыль, а пыль унесло ветром. Это место и выбрал Зайрек для своего добровольного изгнания.
Посреди этой пустыни возвышались белые, как кость, скалы, в некоторых из них зияли черные пасти пещер. Зайрек выбрал одну такую скалу, нашел подходящую пещеру и, склонив голову, сел у ее порога на горячий голый камень. Так он просидел много лет.
Днем его жгло немилосердное солнце, ночью стегали ледяные ветры. Он питался тем, что приходило к нему само, — воздухом; он пил росу и редкие дождевые капли. И при этом он оставался жив, ведь ни голод, ни жажда не могли убить его. Но тело Зайрека почернело и высохло, и от его красоты не осталось и следа.
Иногда к скале прилетали хищные птицы. Они без страха приближались к колдуну, принимая его за труп, — обед, приготовленный для них. Чародей не шевелился и не прогонял их, и птицы, обломав клювы о стену его неуязвимости, с хриплыми криками улетали в поисках иной добычи.
Зайрек много спал — тем ужасным сном, дарованным ему Владыкой Смерти. Постепенно этот сон начисто смыл все воспоминания чародея. Его разум — причина всех его страданий — теперь был заперт в темноте за ставнями век; сознание колдуна незаметно разрушалось, и он забывал самого себя. Однако время от времени, плавая в темном озере небытия, Зайрек натыкался на воспоминание о Симму, вечно горящем в огненном колодце. Чудовищная боль этого видения стала для него сладкой и желанной. Зайрек не злоупотреблял ею, медленно, капля за каплей, выжимая из своего разума терпкий сок ненависти. Вот и все, что у него осталось; все, что он сохранил для себя. Но прошло время, и даже это воспоминание поблекло…
