Когда разразилась Балканская война, России стало не до среднеазиатских забот, и англичане воспользовались этой передышкой. Весной 1878 года они вторглись в Афганистан, прогнали эмира Шир-Али и посадили на престол его сына Якуб-хана. Но в 1879 году афганцы восстали и убили британского резидента со всеми его сотрудниками. Из Индии явилась большая английская армия, оккупировала несколько важных пунктов, включая Кабул, но восстания это не остановило. Боевые действия затянулись.
Завоевание Средней Азии. М. Романова
Тем временем Россия закончила воевать с Турцией и снова включилась в среднеазиатскую игру. Один из претендентов на афганский престол, принц Абдур-Рахман, жил в эмиграции на русской территории. Теперь он вернулся на родину, собрал сторонников, одолел соперников и оказался компромиссной фигурой, устраивающей обе державы. При Абдур-Рахмане, умевшем извлекать выгоду из российско-британского противостояния, Афганистан действительно стал чем-то вроде буфера между двумя империями.
Но это означало, что у России появилась свобода действий на севере, в Туркмении.
Еще в 1879 году состоялся поход против воинственных текинцев – неудачный, потому что взять крепость Геок-Тепе войска не смогли и ушли, понеся большие потери. На следующий год против туркменов выступил М. Скобелев, к тому времени самый прославленный русский полководец. У него была целая армия, 11 тысяч солдат, и много артиллерии. На сей раз готовились долго и тщательно, несколько месяцев запасая продовольствие и фураж. С Кавказа морем прибыли подкрепления. Построили даже специальную железную дорогу. После артподготовки Геок-Тепе была взята приступом, а вскоре пал и Аскабад.
Так и Туркмения стала российской. Две империи настолько сблизились, что столкновение казалось неизбежным. Но эскалация русско-английского соперничества в Средней Азии произойдет уже при Александре III.
Большая война
В отечественной истории за Александром Николаевичем закрепилось прозвание «Освободитель», потому что он освободил крестьян от рабства и славян от турецкого владычества. Вторая заслуга, однако, несколько сомнительна – победа получилась Пирровой, и последствия ее для Петербурга были, в общем, нерадостны.
Если бы Россия не жила имперскими интересами, после дезавуации унизительного Парижского договора воевать с Турцией в сущности было бы не из-за чего. Но, наблюдая, как слабеет и дряхлеет соседнее государство, империя должна была попытаться этим воспользоваться. Славянские и православные области Турции боролись за свою свободу, и Россия это движение всячески поддерживала. При этом считалось естественным, что, добившись независимости от Стамбула, новые страны попадут в зависимость от Петербурга.
Немусульманские области Османского государства имели разный статус. Греция отделилась еще в 1830 году. Сербия и Черногория, формально признавая верховную власть султана, уже несколько десятилетий существовали совершенно автономно; в 1867 году Турция даже вывела оттуда свои гарнизоны. Дунайские княжества Валахия и Молдавия объединились в единое румынское государство и в 1866 году выбрали собственного монарха-господаря, которым стал немецкий принц Карл из династии Гогенцоллернов-Зигмарингенов. Румыния считалась турецким протекторатом. Но Болгария никакого самоуправления не имела, и национально-освободительное движение там жестко подавлялось.
Долго копившееся напряжение прорвалось в 1875 году, когда Турция оказалась в кризисном положении. С 1830-х годов страна пыталась проводить реформы, но им мешали архаичность государственной системы, влиятельное консервативное духовенство и коррупция на всех уровнях власти. Бюджетный дефицит покрывался за счет внешних займов, и выплата огромных процентов все больше обескровливала слабую турецкую экономику. К середине семидесятых годов накопился долг в 5 миллиардов франков, и в 1875 году правительство было вынуждено объявить дефолт.
Султан Абдул-Азиз держался непрочно. Скоро (в мае 1876 года) его свергнут и убьют, посадив на престол психически нездорового Мурада V, который три месяца спустя тоже будет свергнут.
В этой ситуации взбунтовались славяне Герцеговины и Боснии. Поначалу турецкие войска, немногочисленные и плохо снабжавшиеся, терпели поражение за поражением. Из-за этого восстание распространялось вширь. В апреле 1876 года поднялась Болгария. В июне Порте объявили войну Сербия и Черногория.
Но силы были слишком неравны. Даже в условиях политического и финансового кризиса Стамбул обладал несравненно бóльшими ресурсами. Мобилизовав их, Турция стала наносить ответные удары, начав с южной Болгарии, ближе всего расположенной к Стамбулу. Каратели действовали с чрезвычайной жестокостью. Отряды иррегулярной конницы, так называемые башибузуки («сорви-головы») вырезáли целые деревни.
Ничего необычного в этой акции устрашения не было, турки испокон веков так себя вели при подавлении восстаний. Но в Стамбуле не учли, что мир переменился и что в Европе политика теперь зависит от общественного мнения, а его формирует пресса.
Власти не препятствовали американскому дипломату Шулеру и британскому репортеру Мак-Гахану совершить поездку по местам недавних волнений. Отчет был опубликован в лондонской «Дейли ньюс» и потом повсеместно перепечатан. Шокированные европейцы узнали об одном из эпизодов недавней трагедии – резне в болгарском селении Батак: «…Вот дом, весь пол которого покрыт белым пеплом и обугленными костями – здесь сожгли живьем тридцать человек. Вот место, где посадили на кол и подожгли деревенского старосту Трандафила и где он теперь закопан. Вот груда разложившихся трупов. Вот речная плотина, забитая распухшими телами. Вот школа, где спрятались двести женщин и детей и где они были сожжены…» И так далее, и так далее, одна картина ужасней другой.
Болгарские мученицы. В. Маковский
Картина, выставленная в 1877 году, сильно воздействовала на эмоции публики и помогла собрать деньги на «славянское дело»
По западному миру прокатилась волна возмущения. Турция и так была у европейцев не в чести из-за отказа возвращать долги, теперь же на нее все окончательно ополчились. Даже английское правительство, главный союзник, под давлением прессы и парламента было вынуждено изменить свою позицию.
Больше всего, конечно, негодовали в родственной России, где развернулась мощная кампания солидарности. Власти, обычно с подозрительностью относившиеся к любому неконтролируемому общественному движению, на сей раз ему не препятствовали. С одной стороны, этот порыв отвлекал интеллигенцию от антиправительственных протестов, с другой – был в русле государственной политики. Получалось, что правительство и общество в кои-то веки выступают за одно и то же.
