Доступ к высшему образованию был резко ограничен и по имущественному признаку: в пять раз (!) увеличивалась плата за обучение, что лишало огромную массу способных юношей из бедных слоев населения надежды на лучшее будущее. (Это было частью государственной стратегии, на чем мы остановимся ниже.)
Женское высшее образование, и прежде поставленное очень слабо, сочли вообще нежелательным. Причиной тому было активное участие образованных девушек в народническом, земском и даже террористическом движении, а также общий курс на укрепление традиционных, патриархальных ценностей, не подразумевавших женское равноправие.
Закрыли женские врачебные курсы, затем московские Высшие женские курсы, сохранив только петербургские Бестужевские, но ограничили круг преподаваемых наук и число учащихся (на всю империю – четыреста слушательниц). В правительственном докладе говорилось, что «необходимо пресечь дальнейшее скопление в больших городах девиц, ищущих не столько знаний, сколько превратно понимаемой ими свободы».
Наиболее откровенно главный смысл всех этих постановлений был обозначен в циркуляре министра просвещения от 18 июня 1887 г., касавшемся среднего образования. Этот документ получил название «циркуляра о кухаркиных детях».
Министр И. Делянов, верный последователь Победоносцева и Толстого, разъясняя смысл предлагаемых мер, с удивительной откровенностью писал государю: «…Гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».
Решение проблемы было точно такое же, как с университетами: резко повысить плату за обучение. При тогдашней многодетности платить по 40 рублей в год за среднее образование каждого ребенка могли лишь обеспеченные семьи. Для остальных отводились церковно-приходские школы (в один или два класса), где учили только читать и считать, а главным образом обучали Закону Божию. Преподавали там священники, дьячки или выпускники особых церковно-педагогических заведений. Впрочем, и таких школ было явно недостаточно – около 30 тысяч на всю страну. Перепись 1897 года установит, что 79% россиян неграмотны.
По замыслу государственных идеологов, весь вред происходил из-за того, что разрушались перегородки между сословиями, что порождало в народе неудовлетворенность и мечту об иной судьбе. По выражению Победоносцева, простой народ следовало удерживать «в простоте мысли». Поэтому следовало поднять перегородки выше и – по возможности – примирить каждую социальную группу с условиями ее существования. Первую задачу, как мы видим, можно было исполнить указным порядком. Со второй получалось трудней.
Правительство – надо отдать ему должное – пыталось облегчить положение крестьян. Для этого, в частности, были снижены выкупные платежи за помещичью землю и отменено «временнообязанное состояние», заставлявшее тех, кто еще не выкупил землю, платить оброк. Это послабление было даровано через двадцать лет после эмансипации.
С 1883 года начал работать Крестьянский банк, выдававший мелким хозяевам и целым общинам ссуды на приобретение земли. В 1887 году по проекту министра финансов Бунге отменили подушную подать, которая все равно плохо собиралась.
Принятые меры довольно существенно улучшили жизнь аграрного населения. Верной приметой этого было повышение рождаемости, в среднем на один процент в год. Но прироста «среднего класса» за счет крестьянства почти не происходило. Правительство всячески мешало этому процессу, искусственно тормозя его: оберегало общинное землевладение, затрудняло переход к личному хозяйствованию, переезд с места на место.
Отделение Крестьянского банка в Симбирске. Фотография
Та же линия проводилась по отношению к новому, быстро растущему трудовому сословию – рабочим. С одной стороны, правительство не хотело доводить их до озлобления, пыталось сделать жизнь «мастеровых» сносной. Как уже говорилось, были приняты законы, ограничивавшие эксплуатацию детей и женщин, началось регулирование условий оплаты и труда, власти пытались посредничать при возникновении конфликтов между фабрикантами и работниками. С другой стороны, любые попытки самоорганизации рабочих, даже не с политическими, а с профессиональными целями, считались преступлением и жестоко подавлялись.
Недовольство и в крестьянской, и тем более в рабочей среде не стихало, что очень беспокоило власть, но не побуждало ее как-то переменить свою социальную политику.
Ненамного успешней были и попытки улучшить положение дворянства, опоры престола. В 1885 году государь издал велеречивый рескрипт, в котором обращался к дворянам со следующим заверением: «Мы, для пользы государства, признаем за благо, чтобы российские дворяне и ныне, как и в прежнее время, сохраняли первенствующее место в предводительстве ратном, в делах местного управления и суда, в бескорыстном попечении о нуждах народа, в распространении примером своим правил веры и верности и здравых начал народного образования». С этой целью, как мы видели, представителям дворянского сословия – земским начальникам – передавалась административная власть над населением, не ограниченная ничем кроме воли начальства. Но этот шаг никак не менял общего состояния русской аристократии, которая, лишившись крепостных, оказалась перед выбором: либо идти работать, либо прогуливать остаток выкупных денег. В первом случае дворянин становился обыкновенным служащим, во втором – никчемным «осколком прошлого». Многие отправились по более легкому пути, превращаясь в оплакиваемых (и осмеиваемых) Чеховым персонажей «Вишневого сада».
В помощь помещикам был создан Дворянский банк, выдававший льготные долгосрочные ссуды под залог имений. Интерес, вначале составлявший 6%, был затем снижен до 3,5%. Это затянуло агонию сословия, но спасти его не могло. Оно в конце концов исчезло бы и без революции 1917 года.
При Александре III государственная политика империи обрела ярко выраженный националистический характер. Это объяснялось не только великоросскими увлечениями самодержца, но было частью общей стабилизационной стратегии, которую можно сформулировать так: чем население монохромней, тем страна монолитней.
В стомиллионной России, говорившей на множестве языков и придерживавшейся разных верований, всякое внутреннее шатание безусловно было чревато обострением межэтнических конфликтов и сепаратистских настроений. Удерживать эту громаду вместе могла только очень сильная центральная власть – для этой цели, собственно, исторически и сформировалась, а затем поддерживалась самодержавная система. Идея Победоносцева, горячо одобряемая царем, была проста и логична: как можно полнее вовлечь национальные окраины и всяческие меньшинства в единый общеимперский организм. Поскольку никакими иными методами кроме принудительных правительство не владело, осуществлялась эта работа весьма грубо и часто давала обратный эффект. Состояла она из двух направлений: «принуждения к русификации» и «принуждения к православию». К тем этносам и группам, которые противились ассимиляции, применялись репрессии.
