— То есть я еще должна заботиться о предохранении, а если не позаботилась, то виновата?
— Успокойся, я взял резинку. Но она в куртке. Иди сюда, я хочу кончить.
Она тоже хочет, я вижу во глубине ее взгляда разочарование, знаю, как болезненно отзывается тело на прерванную ласку.
— Иди сюда, если будешь хорошей девочкой, я дам тебе кончить.
Мне хочется почувствовать ее губы, чтобы она как следует поработала язычком, но по-моему она никогда этого не делала. А в хамаме слишком душно и влажно, чтобы проводить мастер классы. Поэтому я снова привлекаю ее к себе поцелуем, а ладошку кладу на возбужденный член и заставляю сжать. Даже простейшая ласка, практически вырванная силой, отдается разрядом тока.
— Подвигай ручкой… — хрипло дышу, перебираю руками вишневые волосы. — Вот так… медленнее…
Стоит только отпустить себя, закрыть глаза — и накрывает оргазмом. Хотя это даже не десятая часть того, что я могу получить, занимаясь сексом нормально. Несмотря на разрядку, мне хочется больше и больше. Я хочу взять ее сзади, грубо, быстро, где-нибудь на столе. Хочу, чтобы она отсосала, даже самая идиотская миссионерская позиция сейчас вызывает во мне неконтролируемую дрожь в руках, потому что вместо унылых картин вялого супружеского секса в голове фантазии о том, как Вишня выгибается, бьется подо мной, раскинув стройные ножки в стороны.
Как повезло, что ночь очень длинная.
— Идем в душ. Потом поужинаем и продолжим.
А место укуса все еще ноет, и даже следы еще остались. Нет, рискнуть и потребовать минет я пока не готов.
Оставляю бывшую в душевой и, наспех ополоснувшись, возвращаюсь в гостиную. Жрать хочется, аж скулы сводит, после работы не успел даже сэндвич перехватить. К счастью, здесь неплохо кормят.
Чувствую легкое раздражение, в основном потому что так и не получил, что хотел. Я грезил этим сексом в хамаме всю неделю и так бездарно его закончил!
Ксения возвращается, закутанная с ног до головы в махровый свежий халат. Мне кажется, она избегает смотреть мне в глаза. А еще я совершенно точно знаю, что ей куда хреновее, чем мне, ибо я хотя бы кончил, пусть и не так кайфово, как планировал изначально.
Наливаю в бокал для вина просекко и протягиваю ей, но она качает головой.
— Я не буду.
— Пей, — с раздражением морщусь, — расслабишься.
— Не надо. Я не умею пить.
— Не умеет пить Нин Сергевна, из налоговой. Мы недавно в ресторане сидели, они там отмечали чей-то юбилей, подсели пообщаться. Знаешь, как благовоспитанная пожилая женщина, профессионал с тридцатилетним стажем после четырех стопок коньяка превращается в развратную тигрицу? Вот их было семеро.
Ксения не выдерживает и фыркает, отпивая чуть-чуть из бокала.
— А я чувствую, в районе ширинки кто-то шарохается, смотрю — ну точно, Нин Сергевна, явно мой НДС поднять пытается. Не, говорю, я государству не настолько много должен. Обиделась. Вот и как теперь с ней работать?
— Бедный, да у тебя психологическая травма.
Ты даже не представляешь, как права. Наверное, это ебаный рубец в башке, который не дает жить спокойно. И я все время придумываю причины, по которым не могу спать спокойно. Сначала это жена, которая бесила каждую секунду своего существования рядом со мной. Теперь это бывшая жена, которая бесит желанием, что мне не подчиняется от слова «совсем».
Я как будто превратился в тех взрослых из девяностых, которые запирают на замок дорогой чешский сервиз в надежде, что однажды жизнь наладится, наступит светлое будущее — и в этом светлом будущем все будут непременно жрать из чешского фарфора.
А потом никто не доживает. И будущее не наступает, и чешский фарфор гниет в дрянном разваливающемся серванте, который кто-нибудь когда-нибудь обязательно ебнет со всей дури об пол. Расхерачит весь фарфор вместе с надеждами на светлое будущее.
Только у меня нет серванта с дефицитными чашками, у меня сука ничерта нет. Я не могу быть нормальным отцом, я не могу трахать нормальную бабу, я не могу нормально работать — я все, сука, чего-то жду.
Сначала ждал смерти ее папаши.
Потом развода.
А теперь ждать больше нечего, и меня наизнанку выворачивает от того, что я ненавижу мать своего ребенка. Ненавижу и хочу.
Черт, Никольский, почему бы тебе не вернуться тогда на полчаса позже? Был бы у меня шанс отпустить ее спокойно, не сжигая все мосты и не пряча Машку?
— Володь… а ответь мне, пожалуйста, на вопрос. Это важно… скажи, когда ты мне сказал не вступать в наследство отца, ты действительно думал обо мне или убедил меня, чтобы ударить при разводе побольнее? Чтобы у меня ничего не осталось?
Смотрю на бывшую, пытаясь понять, с чего вдруг она об этом вспомнила. Тарелка перед ней почти нетронутая, пара надкушенных кусочков помидор и вяло обкусанная креветка.
— Ты бы не справилась с его долгами. Не отбилась от тех, кому он должен и навлекла бы на себя беду. Когда он сдох, я уже знал, что подам на развод и не собирался вкладывать свои деньги в его дела только затем, чтобы ты получила памятную избушку на Рублевке. Иногда своре собак лучше кинуть кусок мяса, чтобы самому им не стать.
— Ты из-за него меня ненавидишь? Из-за отца?
И почему ей обязательно надо ковырнуть поглубже? В самое нутро своими глазищами заглянуть, по пепелищу пройтись и добить остатки еще живого… что там еще не сдохло? В душу я не верю, а сердце еще пашет. Лет тридцать протянет, а если перестану бухать и курить — то и тридцать пять. Авось до пенсии доживу.
— Твой отец был мразью. С этим сложно спорить, не находишь?
— Не знаю. Он меня любил.
— Я заметил.
— Что у вас с ним происходило?
Я прикусываю язык, чтобы не вывалить на нее все. Не хочу рассказывать, не хочу видеть жалость в ее глазах и уж точно не хочу лишать себя возможности ее ненавидеть. Что он мне сделал? О, я отомстил ему сполна.
А Вишня… тебя я не хотел ненавидеть. И мучить не хотел, только избавиться от тебя, вычеркнуть из жизни, никогда больше не видеть — вот этого хотел. Только что-то пошло не так, пора уже признать, что вычеркнуть не получилось.
— Твой отец не умел обращаться с деньгами. Он вовремя присосался к кормушке, но ума сохранить не хватило.
— А его смерть случайна?
— Разумеется, нет. Нельзя просто так сцепиться с Царевым и думать, что тебя защитит депутатская неприкосновенность. Это ж, блядь, не суд! Только не вздумай лезть к Цареву со своей справедливостью, или что там у тебя в башке. Пережует и не заметит. Хотя дело твое, можешь и сунуться. Так и быть, оплачу тебе место на кладбище.
— А ты с этим… Царевым взаимодействуешь?
— Нет, — отрезаю я, ибо совсем не планирую посвящать бывшую в тонкости ведения бизнеса и работы с конкурентами.
