— С кем Маша? — спрашивает сквозь зубы.
— С… гм… няней. Новой.
— Ну, она-то хоть не бревно?
— То, что нужно.
— Рада за тебя. Жаль, что ты не можешь наслаждаться тем, что нужно, не втягивая в процесс меня. Доволен? Ты испортил мне свидание. Гордись собой, Никольский.
— Я ничего не сделал.
— Я уверена, за тобой не заржавеет.
К счастью для меня звенит последний звонок, гаснет свет — и спектакль начинается. Я равнодушно смотрю на разрисованных и наряженных актеров, изображающих то Бездомного, то Воланда, то Маргариту с — почему-то — розовыми маргаритками. Украдкой поглядываю на профиль Ксении, и размышляю. Удается ли ей следить за нитью повествования? Или она далеко, злится, психует, ругает меня при помощи всего словарного запаса?
Вряд ли она догадывается, как сегодня хороша. Как выгодно отличается от роскошной лощеной Татьяны, как играет ее молодость и сдержанность в немного пафосных театральных декорациях.
На ее ноге из-за короткой юбки выглядывает краешек цветочного узора. Соблазнительно так выглядывает, буквально заставляя протянуть руку и ладошкой коснуться прохладной кожи, спрятанной за плотным капроном.
Вишня вздрагивает так, словно ее бьет током, впивается коготками в мою руку прямо до крови. Но я успеваю сжать ее коленку, чуть склонившись к ней, вдохнуть пьянящий вишневый аромат и почти отключиться, забыть, где мы.
Давно забыта сделка с отцом, данное в ресторане обещание и сбивчивое прощание. Я хочу ее коснуться, хочу вспомнить вкус губ и не хочу видеть рядом с кем-то посторонним, почти физически ощущаю потребность увести ее как можно дальше от этого врача и вообще каждого, кто посмотрит в ее сторону.
Первый акт заканчивается, в зале зажигается свет — и в ту же секунду когти Ксюхи отпускают мою руку, а я выпрямляюсь, делая вид, что ничего не происходит. Хотя Татьяна, конечно, не дурочка, она прекрасно все видит. Но ей плевать, у нее здесь своя выгода.
— Извини меня, я на пару минут, ладно? — Ксюша улыбается Олегу.
— Ты уверена?
— Да, мне надо пару слов.
Вишенка поднимается, протискивается мимо Олега и начинает двигаться по проходу к выходу. Мне приходится последовать за ней, потому что хрупкая с виду, но довольно хваткая изящная ручка стальным хомутом обхватила мою руку.
— Идем-ка, поболтаем!
Мы выходим в холл, где миловидная девушка в каком-то дешевом платье из гипюра и килограмма страз фальшивенько играет на скрипке. Народу не очень много, поэтому можно отойти в угол, к банкеткам, и спокойно говорить.
— Ты что, издеваешься?!
— Я не могу прийти в театр?
— В тот же вечер, что и я? На соседние места? Ты из меня дуру не делай! Володя, что тебе нужно? Мы договорились!
— Мы договорились не ссориться при Маше. И, во-первых, ссоришься сейчас ты, а во-вторых Маша дома, играет с новым… новой няней и вполне счастлива и довольна жизнью.
— Ты невыносим!
Ее глаза полны ярости, щеки красные, а губы чуть обветрились на морозе, и мне хочется коснуться их языком, попробовать на вкус золотистый блеск, который так приятно пахнет. Она замечает, как я смотрю на ее губы, нервно оглядывается и зачем-то отступает на шаг.
— Зачем ты пришел? Зачем привел эту… женщину?
— Ревнуешь?
— К твоей любовнице? О, нет, я ей сочувствую. Она еще не знает, что будет, когда тебя разозлит! Но я надеюсь, ты ею хотя бы доволен? Потому что Вова, если третья баба оказывается бревном — возможно, ты просто строишь плотину?
— Ты очаровательна, когда ревнуешь Вишенка. Видишь, ты не хочешь, чтобы я был с Татьяной, а меня бесит твой хахаль. Предлагаю сделать друг другу приятное.
— Размечтался! Олег, в отличие от тебя, не сволочь!
— Да, я более чем уверен, что он прекрасный парень. Обожающий таких несчастных девчонок, как ты. Они ему интересны, пока страдают, а как перестают — доктор находит новую жертву.
— Володя, я уже попросила прощения! Я не хотела делать тебе больно, все, ты отомстил, хватит, успокойся! Чего ты от меня хочешь? Чтобы я одна была? Чтобы никого не было?! Чтобы сдохла в одиночестве, чего?!
— Тише, а то публика предпочтет наш спектакль оплаченному.
— Давай ты озвучишь мне свою цель. Конечную точку. До чего ты хочешь довести всю эту ситуацию? Потому что я уже ничего не понимаю!
Если бы я сам понимал, я бы вряд ли здесь стоял. Но алкоголик не ставит цель спиться, наркоман не записывает в планер «купить дозу». Я бы рад отказаться от бывшей, но выдержать получается всего ничего. Можно загрузить себя работой, поездками, делами, встречами, но как только рядом появится личный сорт наркотика, мозг отключается, а сила воли машет на прощание рукой. Когда я хочу ее видеть, разум бессилен. Включаются какие-то совершенно другие чувства, в которых я не могу и не хочу разбираться.
— Ну? — Она выжидающе смотрит. — Я жду.
— Не хочу, чтобы ты была с ним.
Ксюша недоверчиво смеется. Звонко, как будто я рассказал ей анекдот.
— Ты теперь будешь выбирать, с кем мне встречаться? А сам что? Есть в твоем окружении женщина, с которой ты не спал? Или как там… хороший ключ открывает все замки, а замок, открывающийся любым ключом — плохой замок? Почему я не имею права на личную жизнь? Мир не ограничивается тобой, Никольский!
— Мне нравится, что у тебя никого, кроме меня, никогда не было, — усмехаюсь я.
И не нравится мысль, что сегодня — та ночь, когда все изменится. Меня бесит этот докторишка. Бесит картинка в голове, на которой он стягивает с Ксении платье и трахает ее на этом идиотском скрипящем диване. Или не на этом, но на таком же убогом. Что она в нем нашла? Он и десятой части того уровня жизни, к которому Вишня привыкла, обеспечить не может.
А потом в мой мир врывается беспощадная едкая реплика, от которой кровь вскипает мгновенно.
— С чего ты взял, что не было? — Бывшая холодно смотрит.
— Прости?
— А что, только тебе можно было развлекаться и гулять? Не думал, что пока ты там культивировал свои страдашки, я искала того, кому не плевать на женщину в постели?
Смотрю ей в глаза, пытаюсь понять, серьезно она это или пытается больнее меня уколоть. И, что самое мерзкое, понятия не имею! Не могу прочитать ответ, не могу с легкостью небрежно отбросить зародившееся сомнение. Я плохо помню Ксюшу в своей жизни за несколько лет до развода. Могла ли она от тоски и скуки упасть в чужие объятия?
Кажется, она сама испугалась того, что ляпнула, только неясно, почему. Потому что не собиралась открывать мне эту правду или потому что не собиралась так бездумно врать?
— Может, и Машка тогда не моя? — хрипло интересуюсь.
