— Ты перешел на сторону зла!
— Я перешел на сторону бабла! — фыркает врач. — Все, лежи и жди анализов, потом принесут завтрак. Я, если что, в ординаторской. Чай, кстати, тоже есть и уже не такой паршивый, как раньше.
— Олег, у меня дети! Мне нельзя лежать в больнице!
— Меня заверили, что дети в порядке и…
Олег хмурится, а затем лезет в смартфон и что-то там читает.
— Во, дети с какими-то Женей и Марьиванной.
— Капец!
— К тому же твой козел этажом ниже, в хирургии. Сможете задорно ковылять по коридорам, могу похлопотать, чтобы вам выдали один костыль на двоих — будете ковылять романтично.
Я обиженно лезу под одеяло.
— Злой врач!
— Я?! Я святой человек! А будешь обзываться, я тебе ФГДС назначу. По части гастроэнтерологии у меня тоже вопросы.
Кидаю в него подушкой, хотя на самом деле не так уж и злюсь. Мне совершенно точно необходима передышка, и раз дети в надежных руках (вот хитрая скотина, Борис Васильевич, и Марьиванну к делу подключил), можно хоть немного перевести дух. А еще здесь дают успокоительные на ночь и, быть может, кошмары о пережитом в лесу не будут мучить.
— Можно мне будет к нему сходить?
— Можно. Но только после того, как все сдашь.
Это «все» растягивается на целый день. Сначала из меня выкачивают добрые пол литра крови, потом милостиво кормят завтраком, потом гоняют то на узи, то на экг. После обеда приходит невролог и назначает еще какие-то тесты. Я возвращаюсь в отделение уже вечером, пропустив ужин и в надежде добыть что-нибудь съестное у Олега, если он дежурит. Или, на худой конец, позвонить кому-нибудь и попросить привезти денег, чтобы спуститься к больничным автоматам за шоколадкой.
В холле отделения темно, единственный источник света — коридор, но он слишком далеко, чтобы я рассмотрела что-то. Я ежусь от причудливых очертаний огромных фикусов в кадках, когда чувствую, как чьи-то руки обхватывают талию. От того, чтобы закричать, удерживает банальный страх: я впадаю в оцепенение и снова превращаюсь в девятнадцатилетнюю студентку, отбивающуюся от амбала в темной раздевалке спортзала.
— Нет! — вырывается у меня отчаянный вопль протеста.
— Ксюха! — стонет некто голосом Вовы, когда я делаю попытку вырваться.
— Вова! Ты с ума сошел?! У тебя зубы лишние?
— Черт, Ксюха, я думал, ты меня увидела.
— Ага, я же по больнице с прибором ночного видения хожу! Ты напугал меня до полусмерти!
Потом, справившись с дыханием и немного привыкнув к темноте, осматриваю его на предмет повреждений, и видимых травм не нахожу. Только повязка отчетливо виднеется под облегающей футболкой.
— Как ты?
— Нормально. Зашили, засандалили обезболивающее в задницу — и вот я огурец.
— Тебе разрешили сюда прийти?
— Я не спрашивал. Хотел тебя увидеть.
— Я тоже собиралась к тебе.
— Ты в порядке? Больно?
— Хорошо. Твой отец держит меня здесь из вредности.
— Из чувства самосохранения. Надеется, что за время в больничке мы остынем и не будем убивать его за то, что проморгал восставшего из мертвых Царева. Некроман хуев.
— Не ругайся. Он хотел тебя защитить, он тебя любит, хоть ты и кусаешься.
— А ты чего хотела? Ввязываясь в игры с Царевым? Тоже меня защищала?
— Да, — признаюсь я. — И тебя, и Машу.
— Ксюх, — Никольский снова притягивает меня к себе, — никогда так больше не делай. Всегда, если есть возможность, в любой момент, когда тебе страшно, звони мне, поняла? Я тебя из любой передряги вытащу, только не геройствуй в одиночку. Хорошо?
— Хорошо, — послушно киваю я. — Давай ты приляжешь, чтобы не тревожить рану. А я добуду нам чай.
— А у меня есть кофе. — Вова берет с полки большой бумажный стаканчик, от которого исходит умопомрачительный аромат, за который я готова отдать пол царства. — Только тебе нельзя, ты в кардиологии.
Мы садимся прямо на пол, под фикус, прислонившись спинами к батарее. В палату идти не хочется, да и Вову оттуда, скорее всего, выгонят.
— Завтра обещали прийти дети, — говорит Никольский.
— Жаль, что им пришлось так быстро знакомиться. Я хотела подготовить Машу.
— Женя хорошо все организовал. Сначала познакомил их просто так, отправил вместе играть, а когда подружились, закинул удочку, не против ли Маша, если Дима поживет у отца. Машка была не против. Нам предстоит следующий шаг.
— Дай кофе, — прошу я.
— Тебе нельзя.
— Ну чуть-чуть! Глоточек! Я с обеда ничего не ела, я такая ужасно голодная и так хочу пить!
Никольский вздыхает и протягивает стакан. Обхватив его обеими руками, я жадно делаю большой глоток и… испуганно давлюсь, когда на весь холл разносится:
— КУДА КОФЕ?!
Даже Вову от этого вопля Олега передергивает.
— Ну нихуя себе бабайка, — бурчит он.
Олег, явно шедший домой со смены, подходит и осуждающе смотрит на меня сверху вниз.
— Никольская. Ты в кардиологии. На обследовании. Какой кофе? Я тебе завтра точно ФГДС выпишу, ты уже себе желудок посадила!
— Да я чуть-чуть.
— Верни ему стакан.
Олег смотрит на Вову, и несколько секунд, что длится их игра в гляделки, кажутся мне вечностью.
— Взрослый ж мужик. Никакого кофе в стенах кардиологии! Ксюха, здесь камеры. Завтра лично все просмотрю и за каждый глоток кофе назначу по ложке рыбьего жира.
— Фу-у-у. — Я морщусь. — Лучше бы ужином покормили. Я из-за ваших узи не успела!
— Слышал? — хмыкает Олег. — Покорми благоверную ужином вместо кофе. А я пошел отсыпаться. Совсем уже, целыми семьями заезжают.
Мы дружно и слегка офигевая, смотрим ему вслед.
— Так это все? — после долгой паузы я, наконец, решаю прервать молчание. — Все кончилось? Мы нашли Диму, Царев больше не угрожает, мы вместе. Все?
