Я только плечами пожала в ответ. Чего мне бояться? “Руслана”, который пережил испытание силы? Других учеников?
Что-то под сердцем свернулось темным клубком и твердило, что бояться нужно совсем не учеников, а того, что может подготовить само испытание.
– Понимаю вас, – сказал Льер. – Башня способна поднять с самого дна человеческой души такие темные силы, что человек и его козни меркнут перед их лицом.
– Сколько учеников раньше доходили до конца?
Льер на секунду задумался.
– Полагаю, что не меньше десяти, – мужчина тяжело вздохнул. – Орден – жесток. Даже если к концу всех испытаний останется в живых всего один или два ученика, то они будут считать это успехом.
Мужчина поджал губы и снова ушел в себя.
– Вы не одобряете?
– Единый оставил нам суровый мир, – уклончиво ответил Льер. – И этот мир требует осторожного обращения. Слишком в нем много опасностей, с какими не справятся слабые люди.
Он подался вперед, уперся локтями в столешницу и поймал мой взгляд, как паук ловит муху в паутину.
– Вы знаете, на что способен моховик, если ему на пути попадется обычный человек? – улыбка мужчины погасла, уступив место напряженной сосредоточенности. – Этот зверь похож на неприметный пень, если не знать, на что смотреть. Он способен играть с вашим рассудком, заставить подойти поближе, чтобы угодить в пасть, полную острых зубов. Он заманивает мелких животных, внушая им, что рядом с ним безопасно.
Льер умолкнул, и какое-то время мы пили травяной чай в полном молчании, которое нарушало только потрескивание поленьев в очаге.
– Единый оставил нам мир, пропитанный силами безжалостными и разрушительными. Они могут свести человека с ума, превратить его в чудовище. Они могут исказить суть самых обычных вещей, и справиться с ними способны только сильные, подготовленные воины.
Мужчина отставил чашку в сторону и заварил себе новую порцию отвара.
– Так что я понимаю, в чем смысл жестокого отбора в Орден. Но одобряю ли я такие методы? Нет. И мне страшно представить, что такое хрупкое создание, как вы, должны подвергнуться таким жутким проверкам.
– Не такая уж я и хрупкая, – буркнула я, уткнувшись в чашку.
Льер же только посмеялся, услышав это заявление.
– Вы храбритесь, но я привык заглядывать под оболочку. И внутри вы боитесь и сомневаетесь, как любой нормальный человек. Я заметил перевязь у вас под рубашкой. Вас наказывали?
– Да.
– А причина?
– Из-за меня погиб ученик.
Льер кивнул. Он не осудил и не удивился, не стал задавать больше вопросов. В его взгляде не отразилось ничего такого, что я ожидала там увидеть. Ничего, кроме глубокого сожаления.
И это меня искренне тронуло.
– Тяжкая ноша для такой юной девушки.
Заметив, что я допила свой чай, Льер поднялся и поманил меня к противоположной двери, ведущей во внутренний двор, к башне.
– Вы когда-нибудь видели, как охотятся лингаи, Белые стражи?
Я мотнула головой, не совсем понимая, о чем речь.
Здесь есть какие-то звери? Поэтому никого не выпускают ночью из храма?
Когда Льер открыл дверь, я заметила, что между нами и улицей осталась прозрачная преграда, напоминавшая стекло. Как внешняя дверь, какие обычно показывают в фильмах.
А за ней в воздухе металось нечто. Тысячи светящихся существ, похожих на… листья. Обычные листья.
Они издавали высокий писк, до странности мелодичный. Тут же, в траве, проскочило что-то мелкое – будто мышь. Крохотное существо засуетилось, забегало из стороны в сторону, и на него спикировало несколько “листков”. Они обвили пищащую добычу, спеленали ее, как пеленают маленьких детей, и последнее, что я увидела, – мышь лопнула, точно наполненный водой шарик, разбрызгивая вокруг кровь и внутренности. “Листки” кинулась врассыпную, жадно втягивая в себя даже самую маленькую каплю и кусочек плоти.
– Белые деревья, защищающие святыню Единого, кормятся каждую ночь. – Я была так шокирована, что даже не обернулась, чтобы посмотреть на Льера.
Тяжело сглотнув, я вспомнила, что точно такие же деревья растут и в Шайкосе. Прямо на улице!
– Днем они спят, – сказал мужчина, будто прочитав мои мысли. – Но если кто-то решится позариться на город, то можно попросить их защиты и при свете дня. Достаточно просто… покормить заранее.
– У Единого странное чувство юмора, – бросила я через плечо. – Он создал мир, полный… этого и оставил здесь своих детей. Странный родитель, вам не кажется?
Льер только слабо улыбнулся.
– Или заботливый. Он оставил нас здесь, в окружении опасностей, чтобы закалить тело и дух. У людей есть все инструменты и знания, чтобы противостоять опасностям. То, что они с ними не справляются, – не вина Единого.
– Это жестоко.
– Забота часто жестока, Саша.
Коснувшись моего плеча, Льер заставил меня обернуться.
– Скоро рассвет, – его голос звучал глухо. – Подготовьтесь. Сегодня ваш первый визит в башню.
Мазнув пальцами по моему лбу, мужчина прикрыл глаза.
– Мьера дэс. Пусть милость Единого прибудет с вами.
Мне ничего не оставалось, кроме как отправиться за ним к своей комнате. Сама я бы вряд ли нашла дорогу.
И все время, пока мы петляли по коридорам, я не могла выбросить из головы слова Льера.
“Забота жестока”.
Но разве так должно быть всегда?
Разве это правильно?
Я не находила ответа. Вспоминала Эктора. Он сказал, что будет жесток со мной. Что будет делать мне больно только ради шанса спасти мне жизнь.
И в этот самый момент я почувствовала, что скучаю по родному миру и тому, как там все было просто. Ты учишься, работаешь. Есть трудности, но нет необходимости с мечом в руке отстаивать право на жизнь. Бороться с чудовищами, с самим собой.
Нет опасности, что какое-то темное нечто в любой момент может пробраться в твой рассудок и разворотить его, испачкать, исковеркать.
Я скучала.
И боялась.
Именно сейчас мне стало по-настоящему страшно.
