Кроуэлл и Фельдман (1988) в своем исследовании работали с откликом матерей как с базой для поддержки и уровнем помощи детям при социализации. Ученые оценивали матерей в трех категориях: смущающие и хаотичные, директивные (контролирующие) и предоставляющие автономию. Исследователи обнаружили значимую связь с типом привязанностей у матерей: надежно привязанные матери предоставляли детям больше автономии, были более чувствительными, поддерживающими и помогающими. Чаще направляли ребенка в сторону стратегий, которые помогали ему обнаружить собственные желания и реализовать их (62 %). Тревожно-избегающие матери показывали директивные практики (78 % случаев) и смущающие (10 %), тревожно-устойчивые — смущающие (60 %) и директивные (35 %).
Мэйн и Голдвин пытались обнаружить механизм для измерения привязанности у взрослых людей и соотнести его с родительскими практиками. Именно эти учение получили — в том числе с помощью метода автобиографической памяти Рубина (1987) — новые цифры по корреляции типа привязанности у детей и взрослых — около 80 %.
Еще одно направление исследований влияния бабушек и дедушек на своих внуков — прямое общение между ними. Это социальные аспекты, изучать которые намного проще, потому что достаточно сконцентрироваться только на этой сфере. Подобное обучение необходимо и в значительной степени влияет на социальную успешность детей в семье.
Процесс социализации включает в себя развитие множества разных способностей, способов поведения. Родитель передает ребенку, а тот своим детям не только отношения и привязанности, но и стратегии, идеи, возможность откликаться на раздражители, чувствительность и многое другое (Грусек, 2000). В зависимости от подхода родители могут воздействовать на многие аспекты, например уделять ли внимание проблемам в школе или оставить ребенку разбираться самостоятельно (Рян и Адамс, 1995; Скарингелло, 2002) (именно отношение родителя определяет, насколько ребенок будет беспокоиться о своих отметках). Отношение к одноклассникам и учителям также будет различаться при разных родительских стратегиях. Например, фраза «Да, меня тоже в школе все дразнили» ориентирует ребенка на вынужденную беспомощность, на позицию жертвы, а фраза «Расскажи, пожалуйста, кто тебя дразнит. Я подумаю, что с этим делать. Кто эти ребята? Какие они?» помогает ребенку почувствовать себя более принятым. Именно дети родителей, занимавшихся школьными проблемами, больше участвуют в школьной жизни своих детей.
Последний аспект взаимодействия бабушек и дедушек — это, конечно, перенос семейных травм. Здесь нужно учесть влияние исторического контекста, ведь ряд семей пострадали от глобальных исторических катастроф — войны, репрессии и т. д.
Можно с уверенностью сказать, что травмирующие события остаются в памяти семьи на поколения. Такие события, как публичная казнь родителя, несправедливое обращение помещика, репрессии, раскулачивание, меняют рисунок семьи и климат в ней сквозь сотни лет. Но это не изменение родительского сценария в какую-то одну сторону, скорее, это похоже на некую трудность, с которой каждый участник семьи справляется по-своему.
Например, в одной семье, где произошло травмирующее событие до 1861 года (когда было отменено крепостное право), может сформироваться следующая защита: «Мы во всем и всегда должны быть особенными». Члены этой семьи практически в обязательном порядке осваивают новые виды деятельности и становятся профессионалами в ней. При работе с семейной историей выясняется, что помещик сделал что-то ужасное с предками этих людей — крепостными, и с тех пор для потомков пострадавшей пары является первостепенной задачей «не быть обычными крестьянами». Тем не менее это нельзя назвать переносом стиля родительского воспитания; это капсулирование травмы и поиск защиты от нее.
Однако порой при массовых драмах рисунок капсулирования травм может значительно влиять на выбор стиля воспитания у какой-то национальности, народа или даже страны. Например, в семейной истории России очень часто встречается сюжет выживания при раскулачивании, когда на долгие годы сохраняется стратегия «копить и прятать». Почему? Потому что те кулаки, для семей которых это в свое время не сработало, погибли, были уничтожены или умерли в тюрьмах. Те же, кому удалось откупиться, переехать в новое село, спрятать часть имущества, жили потом относительно неплохо и выбрали это как некоторую стратегию успешного выживания. Распространенная травма — гибель на фронте члена семьи (матери или отцы), а в Ленинграде — выживание в блокаду.
Есть травмы, характерные для целой страны: коллективизация, бесправность, страх перед спецслужбами в СССР на очень многие семьи наложили свой отпечаток, привнеся в воспитание детей такие стратегии, как привычка говорить «не высовывайся», «я — последняя буква алфавита», «лучше промолчи» и т. д.
Когда мы сталкиваемся с подобными травмами, начинает казаться, что наши предки и их опыт значительно влияют на то, какими мы вырастаем. Но это не совсем так — просто масштабные травмы, такие как гуманитарные катастрофы (холокост, геноцид), техногенные катастрофы (Чернобыль), природные катастрофы (землетрясения, наводнения), значительно влияют на популяцию на многие поколения вперед. Тем не менее дети вырастают с разными экзистенциальными установками, идеями и особенностями личности, меняется лишь частота тех или иных симптомов (и все равно незначительно).
Как бабушки и дедушки могут участвовать в воспитании
Бабушки и дедушки по-разному участвуют в жизни ребенка. Довольно часто родители рассматривают их как бесплатных помощников, но на самом деле в ряде случаев они становятся полноценными опекунами. Нередко происходит инверсия ролей: бабушка становится мамой, мама — вторым опекуном и партнером бабушки или же старшей сестрой, а отец участвует примерно как друг семьи.
В этих случаях очень важно транслировать ребенку понятную картину, потому что довольно часто бабушки и сами не очень понимают, кто они ребенку. С одной стороны, они полностью заботятся о нем и несут весь груз ответственности, с другой — постоянно говорят, что они менее значимы, чем мама, которая может вообще не появляться. Это путает ребенка и создает пространство для манипуляций.
Имеет смысл в первую очередь определить свои социальные роли — кто мы ребенку. Если ребенка воспитывают бабушка и дедушка, а мама и папа заняты своими делами, то именно старшее поколение является основным опекуном и выполняет социальную роль родителей, именно к ним будет привязан ребенок, именно их стили воспитания будут определять климат в семье.
В случае же классического распределения (когда бабушки и дедушки — это родители мамы и папы, приходящие периодически) у них могут быть другие функции и задачи. Например, создание расширенной семьи, поддерживающей ребенка. В данном случае вместо двух значимых взрослых у ребенка формируется целая сеть — бабушки, дедушки, тети, дяди, другие родственники. Это более поддерживающая система, в которой ребенок чувствует себя более защищенным. Однако это также означает появление дополнительных обязанностей и ожиданий. Поэтому важно, чтобы у бабушек и дедушек были идентичные родительским концепции воспитания (или хотя бы близкие), чтобы не запутывать ребенка противоречивыми требованиями.
