Даже если определяющим фактором экономической концентрации и послужили технологии интернет-эпохи, немалую роль в этом сыграло бездействие регулирующих органов, особенно в Соединенных штатах. Это резко контрастирует с тем, что наблюдалось в истории США при схожих обстоятельствах. Когда в начале ХХ века несколько компаний достигли схожего доминирующего положения, к власти пришли «прогрессивисты», которые, как мы видели в главе 10, стремились поставить эти компании под контроль и разделить их. В современной повестке похожих политических или институциональных предложений нет. Конечно, многие из этих новых компаний так резко выросли, потому что они предлагали новые, лучшие и более дешевые продукты. Но это не устраняет беспокойство по поводу усиливающейся концентрации, тем более что доминирующие на рынке компании рано или поздно обязательно постараются воспользоваться своей монопольной властью, чтобы повысить цены и начать подавлять инновации. К тому же экономическая концентрация стала одним из ведущих факторов увеличения неравенства не только потому, что владельцы и основные акционеры этих корпораций очень сильно разбогатели, но и потому, что зарплата их сотрудников увеличилась по отношению к зарплате тех, кто занят в других секторах.
* * *
Описанные нами вкратце экономические тренды: экономическая глобализация и автоматизация, рост финансового сектора и появление сверхогромных фирм – представляют собой главнейшие проблемы для экономики США и некоторых других развитых стран по меньшей мере по трем причинам. Первая – это рост неравенства, о чем мы уже говорили. Вторая – это экономическая эффективность. Некоторые наблюдатели считают наше время золотым веком технологий, и все же рост доходов и рост производительности по меньшей мере за последние два десятилетия в какой-то степени разочаровывают, несмотря на впечатляющую глобализацию и поразительный спектр новых технологий. Причины такого разочаровывающего роста производительности до конца не определены. Возможно, они связаны с только что обозначенными нами трендами. Глобализация и быстрая автоматизация приносят выгоду, но, возможно, за счет других технологических достижений, которые способствовали бы еще более быстрому росту производительности и благосостояния. Чрезмерный рост финансового сектора и неэффективные риски, вероятно, оказались слишком дорогими, поскольку породили нестабильность в экономике (вспомним о финансовом кризисе) и отвлекли ресурсы, которые вместо финансов можно было бы направить в другие сектора и на инновации (подумаем о блестящих выпускниках, которые пошли в хедж-фонды и занялись банковскими инвестициями, вместо того чтобы заниматься инновациями, наукой или общественными услугами). Огромная экономическая концентрация, вероятно, также снизила эффективность тем, что ограничила конкуренцию и исказила процесс внедрения и развития новых технологий.
Третья причина касается доверия к институтам. Для поддержания Обузданного Левиафана требуется не только баланс сил между государством и обществом. Для этого также необходимо доверие к институтам со стороны общества. Без такого доверия граждане не будут защищать эти институты от государства и элиты, а эффект Красной королевы, вероятно, станет эффектом с нулевой суммой. Увеличение неравенства, замедление экономического роста, невероятные прибыли в финансовом секторе и сверхогромные фирмы при сохраняющемся отсутствии регулирования – все это способствует ощущению того, что экономика каким-то образом «подкручена», а политическая система каким-то образом причастна к этому. Такое ощущение, несомненно, еще более усилилось из-за финансового кризиса и его последствий, когда государство спасало банки, отчасти виновные в кризисе, а бедные обанкротившиеся домохозяйства получали мало помощи. Что еще хуже – так это то, что (как это следует из наших рассуждений о Германии межвоенного периода в главе 13) те сегменты общества, которые проигрывают экономически и теряют доверие к институтам, являются основной целью для движений, стремящихся дестабилизировать политическую систему и разрушить баланс сил между государством и обществом, обусловливающий нахождение в коридоре. Такие движения, как и можно было предсказать, в последнее время действительно набирали силу.
Неравенство, безработица, снижение производительности и роста доходов и утрата доверия к институтам – именно эти факторы, помимо прочих, превратили период Великой депрессии в такую плодородную почву для политической нестабильности. Хотя кризис, затронувший развитые экономики в настоящее время, не настолько экстремален, как Великая депрессия, параллели с ней не внушают спокойствия.
Как избежать эффекта Красной королевы с нулевой суммой
Мы рассмотрели две диаметрально противоположные реакции на Великую депрессию. Первая, крах Веймарской республики в Германии, служит примером эффекта Красной королевы с нулевой суммой, когда каждая сторона пытается взять верх над другой без всяких компромиссов. Вторая, как это было видно на примере Швеции, подразумевает большую вовлеченность государства и его усиление при одновременном увеличении способности и организации общества, контролирующего государство. Эту общественную мобилизацию укрепила новая коалиция, поддержавшая новую институциональную архитектуру. Реакция многих западных стран в настоящее время скорее напоминает реакцию веймаровской Германии, чем Швеции; находящиеся в самом рискованном положении поддаются «очарованию аристократов», а нормой становятся поляризация и нежелание идти на уступки. Неужели мы обречены повторить ошибки межвоенной Германии? Или мы можем предотвратить развитие эффекта Красной королевы по сценарию с нулевой суммой? Сможем ли мы также прислушаться к предостережению Хайека и избежать «рабства»?
Начнем с хорошей новости. Как мы подчеркивали в главе 13, эффект Красной королевы с большей вероятностью выходит из-под контроля в узком коридоре. В этом смысле США и многие другие западные страны находятся в лучшем положении: более диверсифицированная экономика, основанная на производстве и предоставлении услуг, крайне ограниченная роль принуждения (вспомним главу 14), отсутствие доминирующих групп, диаметрально противоположных демократии (вроде прусской землевладельческой элиты) и относительно долгая история ничем не прерываемого демократического развития – все это признаки более широкого коридора. Но ни ширину коридора, ни стабильность положения в нем нельзя считать некоей данностью. Ширину коридора поддерживают демократические, представительные институты. Если доверие к этим институтам теряется, коридор сужается, а способность общества разрешать конфликты уменьшается. А эффект Красной королевы может выйти из-под контроля даже в широком коридоре, если он становится эффектом с нулевой суммой.
Вернемся к опыту Швеции во время Великой депрессии, чтобы рассмотреть, как можно избежать такой реакции с нулевой суммой. Ключевую роль в этом сыграли три составляющие шведской реакции. Первая состоит в том, что в основе всего процесса лежала широкая коалиция рабочих, фермеров и бизнеса. Рабочее движение, представленное профсоюзами и СДРПШ, вместо того чтобы отстаивать свои сугубо личные интересы, попыталось достичь компромисса с другими кругами.
Вторая составляющая – это спектр экономических реакций, как краткосрочных, так и институциональных. Они включали себя меры по стимуляции экономики и ряд реформ по перераспределению дохода в сторону тех, кто страдал от безработицы, потери дохода и бедности. Эти меры были институционализированы посредством развития корпоративистской социал-демократической модели, при которой государство служило посредником в переговорах между работодателями и рабочими, обеспечивая мир в промышленности. Они также легли в основание весьма щедрого государства всеобщего благосостояния, в котором процветание распределялось более равномерно.
