Гоббс был прав в том, что избежать состояния «войны всех против всех» – основная цель любого человека. Он был прав и в том, что, когда возникает государство, присвоившее себе монополию на насилие и на установление законов, число убийств и другого насилия начинает снижаться. Левиафан контролирует «войну всех против всех». В современных государствах Западной и Северной Европы вероятность быть убитым составляет в настоящее время лишь 1:100 000 и менее; эффективные общественные услуги представлены в изобилии, и жители этих стран ближе всего подошли к состоянию общественной свободы, чем когда-либо в истории человечества.
Но в некоторых отношениях Гоббс не был прав. Во-первых, оказывается, что безгосударственные общества тоже вполне способны контролировать насилие и сдерживать конфликты, хотя, как мы увидим, при этом люди и не получают так уж много свободы. Во-вторых, он был слишком оптимистично настроен по поводу уровня свободы, который способно обеспечить государство. Гоббс (и современное международное сообщество, можем мы добавить) ошибался в одном весьма существенном аспекте: сила не оправдывает себя и уж точно не способствует установлению свободы. Жизнь под ярмом государства тоже бывает одинокой, бедной, беспросветной, тупой и кратковременной.
Начнем с последнего пункта.
Шок и трепет
Нельзя сказать, чтобы нигерийское государство не желало справиться с анархией в Лагосе или что власти Демократической Республики Конго вдруг решили, что не стоит следить за соблюдением законов и можно позволять бандитам убивать мирных граждан. Просто оба правительства были неспособны исполнять обязанности государства. В перечень этих обязанностей обычно включают контроль за исполнением закона, разрешение конфликтов, регулирование налогов и экономической деятельности, предоставление инфраструктуры или других общественных услуг. К этим же обязанностям может относиться и ведение военных действий.
Способность государства выполнять свои функции отчасти зависит от организации его институтов, но еще сильнее она зависит от бюрократического аппарата. Для воплощения в жизнь государственных планов необходимы бюрократический аппарат и государственные служащие, а эти бюрократы должны иметь средства и мотивацию для исполнения своих обязанностей. Первым эту концепцию описал немецкий социолог Макс Вебер, вдохновленный примером прусской бюрократической машины, которая легла в основу германского государства в XIX и XX столетиях.
* * *
В 1938 году у немецкой бюрократии появилась проблема. Правящая Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (нацисты) решила избавиться от всех евреев в только что аннексированной Австрии. В связи с этим возник настоящий бюрократический коллапс. Для выезда из страны евреи должны были оформить и получить множество различных документов, а это требовало от чиновников огромного количества времени.
Руководителем этого процесса был назначен Адольф Эйхман, глава отдела IV-B-4 в Главном управлении имперской безопасности (РХСА). Эйхман предложил организационную идею, которую Всемирный банк сегодня назвал бы принципом «единого окна» (one stop shop), – своего рода конвейерную систему, объединявшую все нужные ведомства: министерство финансов, налоговую инспекцию, полицию и руководство еврейских общин. Он также отправил представителей этого руководства за границу для получения от зарубежных еврейских организаций финансовой помощи для оплаты эмиграционных виз. Ханна Арендт в своей книге «Эйхман в Иерусалиме» описывала эту систему следующим образом:
В здание входит еврей, у которого есть хоть какая-то собственность – фабрика, магазин или счет в банке, он движется по зданию от конторки к конторке, от кабинета к кабинету и выходит из здания без денег, без прав, но зато с паспортом, при вручении которого ему говорят: «Вы обязаны покинуть страну в течение двух недель. В противном случае вы будете отправлены в концлагерь»
[5].
В результате работы «единого окна» Австрию покинули 45 000 евреев. Эйхмана повысили, присвоив звание оберштурмбаннфюрера СС (соответствует армейскому подполковнику), и назначили транспортным координатором «окончательного решения». На этой должности он решал схожие бюрократические задачи, устраняя узкие места в процессе массового уничтожения евреев.
В данном случае речь идет о вполне дееспособном, эффективно работающем бюрократическом Левиафане. Но он использовал свою дееспособность и эффективность не для разрешения общественных конфликтов, не для того, чтобы остановить «войну всех против всех», а для преследования евреев, для того, чтобы отобрать у них гражданские права и собственность, а в конечном счете – уничтожить. Государство Третьего рейха, основанное на традициях прусской бюрократии и прусской профессиональной армии, определенно можно назвать Левиафаном в понимании Гоббса. Как и желал Гоббс, немцы (по крайней мере, изрядная их часть)«признали как свои собственные все действия и суждения того человека или собрания людей, которому большинство дало право представлять лицо всех». В самом деле, немецкий философ Мартин Хайдеггер говорил студентам, что «фюрер, и только он, есть настоящая и будущая немецкая действительность и ее закон». Германское государство, без сомнения, приводило в трепет всех своих подданных, а не только тех, кто поддерживал Гитлера. Немного находилось таких, кто готов был бросить вызов государству или нарушить его законы.
Германский Левиафан внушал гораздо больший ужас, чем анархия в Нигерии или Конго. И не без оснований. Нацистский режим бросил за решетку, подверг пыткам и убил огромное количество собственных граждан – социал-демократов, коммунистов, политических противников, гомосексуалов и свидетелей Иеговы. Он убил шесть миллионов евреев, многие из которых были гражданами Германии, а также 200 000 цыган; по некоторым оценкам, число славян, убитых на территории Польши и Советского Союза, превышает 10 миллионов.
Немцы и жители оккупированных Гитлером территорий страдали вовсе не от «войны всех против всех». Это была война государства против собственных граждан. Это было доминирование и непрекращающиеся убийства. Не такого Гоббс ожидал от своего Левиафана.
Трудовое перевоспитание
Страх перед всемогущим государством – это не какой-то единичный случай, связанный исключительно с нацистским режимом. Этот страх в истории встречался гораздо чаще. В конце 1950-х годов коммунистический Китай все еще вызывал восхищение у многих европейских левых; о теории маоизма постоянно рассуждали в парижских кофейнях, а «Красная книжечка» (сборник цитат председателя КНР Мао Цзэдуна) входила в число модных бестселлеров. В конце концов, разве не Коммунистическая партия Китая свергла гнет японского колониализма и западного империализма, разве не она руководит строительством сильного социалистического государства на обломках прежнего режима?
11 ноября 1959 года на Чжана Фухуна, секретаря Коммунистической партии в уезде Гуаншань, было совершено нападение, которым руководил некий Ма Луншань, первым толкнувший Чжана. Затем другие нападавшие набросились на секретаря с кулаками, а потом стали пинать его ногами. Чжана избили в кровь, его волосы были выдраны целыми клоками, его одежда изорвана в клочья, и он едва мог ходить. Потом его избили еще несколько раз, и 15 ноября Чжан уже не мог сопротивляться, когда его снова избивали ногами и вырвали остатки волос. Когда Чжана принесли домой, он уже не владел своим телом, не мог ни есть, ни пить. На следующий день его снова избили, и 19 ноября Чжан умер.
