Последствия перехода от одной фазы деспотического роста к другой можно проследить на примере падения династии Цинь и возвышения династии Хань. Еще более четко это заметно на более позднем переходе от государства Тан к государству Сун. Восстание Ань Лушаня, ставшее реакцией на слишком строгий контроль танского государства, разрушило систему равных полей. Никто уже не следил за исполнением многочисленных трудовых повинностей, за чем последовало сокращение других типов принудительного труда. Точно так же разрушалась рыночная регуляция. Коммерция до этого была ограничена рядом определенных рынков, торговцев активно подвергали дискриминации. Всю торговлю на дальние расстояния взяло в свои руки государство, и оно же контролировало 1000 государственных ферм. Вся система постепенно атрофировалась.
На обломках прежней системы возникла не просто более конфуцианская организация общества, но также новая и более обширная рыночная экономика, рост которой носил менее деспотический характер. Восстание Ань Лушаня подтолкнуло население к южным землям, и экономика сосредоточилась в пойме реки Янцзы. Увеличились инвестиции в освоение затапливаемых земель, создание польдеров и выращивание риса и чая, который впервые стал популярным напитком. Также в эту эпоху появляются национальные рынки товаров роскоши, таких как шелк, лакированные изделия, фарфоровые вазы и бумага. Организация некоторых производств, например текстильного, стала ориентироваться на рынок. Торговля процветала не только внутри Китая; укрепились торговые связи с Японией и странами Юго-Восточной Азии. В государстве Сун впервые появились бумажные деньги и образовалась среда, благоприятная для возникновения и распространения новых технологий, включая подвижный печатный пресс, порох, водяные часы, компас, водяную мельницу, технологию плавки железа, различные астрономические инструменты и ранняя форма самопрялки. В сельском хозяйстве также произошло значительное улучшение урожайности, отчасти благодаря обширной ирригации. Тем не менее, спрос на эти технологии диктовало государство, державшее их под контролем. Знаменитые водяные часы конструировали государственные служащие для государственных служащих. Сельскохозяйственные инновации и ирригация были государственными проектами, как и нововведения в области металлургии.
В любом случае, какими бы ни были источники увеличения продуктивности сельского хозяйства, его оказалось достаточно для удвоения численности населения сунского Китая, а расширение рынков и внедрение инноваций привело к тому, что примерно к 1090 году (ко времени, по поводу которого имеется надежная информация) Китай мог похвастаться наивысшим средним уровнем жизни в мире – примерно на 16 процентов выше Англии. Необычайные достижения сунского Китая демонстрируют потенциал деспотического роста, особенно в эпоху, когда технология была по современным меркам простой и ее можно было развивать под надзором государства. Пока Европа медленно плелась по коридору, в котором государство и общество боролись друг с другом, Китай уверенно двигался вперед, потому что деспотическое государство использовало рычаги административного давления, которых не было у Обузданного Левиафана.
Но долго так продолжаться не могло. Деспотический рост никогда не бывает продолжительным. Династия Юань, последовавшая за Сун, подорвала меритократический принцип государственной службы, ввела систему наследования должностей, приостановила развитие торговли и промышленности и в целом ограничила экономические возможности и стимулы. Отход назад завершился к моменту прихода к власти династии Мин, которая ввела свою версию колодезной системы полей и запрет на заморскую торговлю, а также создала крайне нестабильные условия для всего частного бизнеса. Рост коммерции и урбанизации замедлился, стимулы для инноваций сократились. Китай начал отставать от Европы.
И снова торговля солью служит показательным примером того, как императоры Мин замедляли экономическое развитие страны. Правительство начало предоставлять монополию на торговлю солью в обмен на доставку зерна в пограничные регионы. Сдавая зерно, купец получал сертификат, который необходимо было обменять в столице Нанкине на другой сертификат, позволявший ему торговать некоторым количеством соли. Некоторые купцы стали специализироваться на доставке зерна к границе, а затем на продаже сертификатов другим, которые уже и продавали собственно соль. Цены на эти сертификаты колебались, поскольку правительство предоставляло право на торговлю солью и членам императорского семейства, дворцовым евнухам и старшим чиновникам. В 1617 году император решил отменить сертификаты, чтобы лишить влияния некоторых высокопоставленных персон и ограничить их в имущественных правах. Затем он продал монополию на соль некоторым избранным купеческим домам. Так были заложены основы системы, известной как «правительство надзирает, торговцы управляют», которая на практике означала то, что на правительственных заказах зарабатывали отдельные лица, обладавшие связями, В 1832 году установленная при династии Мин система вновь изменилась, на этот раз чтобы привлечь мелких инвесторов. Как мы видели ранее, в 1863 году в Ханькоу она снова была изменена, и государство усилило контроль над торговлей. Участие в соляной монополии было рискованным бизнесом.
Переход от династии Мин к Цин сопровождался хаосом. Помимо прочего, в 1662 году был отменен запрет на морскую торговлю. Хотя в 1683 году был отменен запрет на международную торговлю, торговля с европейцами была строго ограничена. После 1757 года европейцы имели право торговать только в Кантоне, и это право им предоставляла монополия «Кохонг» («Гунхан»). По подобному принципу строилась не только заморская торговля – такая же организация была и у медных рудников Юньнани.
При этом переход от Мин к Цин, похоже, все-таки несколько оживил экономику. Императоры Цин позволяли развивать торговлю, если она находилась под их контролем и была призвана повышать благосостояние сельского общества. Поначалу они продолжали предоставлять некоторые базовые общественные услуги, самой существенной из которых было поддержание системы зернохранилищ на случай голода. К 1683 году Цин также отменила остатки наследственной системы занятия должностей, оставшиеся от Мин, и запретила подневольный труд и трудовые повинности после 1720 года. Такие послабления привели к очередному периоду процветания внутренней торговли и росту населения. Но такое возрождение по-прежнему проходило в рамках деспотического роста со всеми его ограничениями.
Тому есть несколько причин. Наиболее очевидная заключается в том, что история произвольных распоряжений относительно соляной монополии иллюстрирует непрочность имущественных прав и недостаток стимулов для инвестиций или инноваций. Отсутствие ограничивающих китайского Левиафана оков и пут подтверждает то, что ничего (помимо разве что массового восстания) не могло остановить императорское государство в его стремлении экспроприировать плоды народного труда; в этом его сдерживал только конфуцианский призыв «хранить богатство среди народа». И все же история Мин или ранней Цин показывает, что, несмотря на, фигурально выражаясь, желание духа, плоть часто бывала слаба. Только величайшие оптимисты или безнадежные глупцы могли доверять таким моральным гарантиям в Китае эпохи Мин и Цин.
Но дело тут не только в отсутствии инициатив в виде непрочных имущественных прав. Начиная с самых верхов, наблюдалось общее сопротивление торговой деятельности, новым технологиям и социальной мобильности. Опасаясь, что экономическая активность, особенно вне государственной сферы, дестабилизирует существующее положение, китайские династии, в том числе и Цин, с подозрением относились к коммерции и промышленности. Это одна из основных причин, по которым периодически возобновлялся запрет на морскую торговлю. По этой же причине китайские власти так прохладно относились к новым технологиям. В 1870-х годах британская компания «Джардайн, Мейтесон и компания» построила первую железную дорогу в Китае, связывающую порт Усун с Шанхаем. Цинское правительство выкупило ее и полностью разрушило. Такое подозрительное, часто враждебное отношение к новым технологиям и практикам имело значительные последствия. Это диаметрально противоположно описанной в предыдущей главе промышленной революции в Европе, которая с конца XVIII века разительным образом улучшила стандарты жизни и стала следствием интереса к новых технологиям.
