Я останусь здесь, куда мне деваться? А летом он уедет отсюда — что еще можно придумать — и остановится в другом месте, чтобы наверняка избежать встреч со мной.
У меня нет никаких прав на него. Нуждаться в человеке — вовсе не значит иметь на него право, а любить — вовсе не значит обладать.
Я шла, с трудом передвигая ноги, а оказавшись вблизи городских стен, на неровно вымощенной дороге, стала часто спотыкаться. Я немного постояла, прислонившись к арке ворот, как будто гранитное одеяние придавило меня своей тяжестью. Мне страшно хотелось уснуть, но я едва сумела припомнить дорогу к своему временному жилью. У меня нет дома.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Ассистент маэстро Пеллы занемог, и меня попросили присмотреть за лавкой.
— На самом деле уже давно следовало бы платить вам, — сказал Пелла, — ведь вы стали достопримечательностью заведения.
Вообще-то я намеревалась исчезнуть. Стоило мне зайти в магазин, как тоска накатила на меня, я еле устояла на ногах. Но я почувствовала, что не в силах отказать маэстро. Ничего мне не сделается.
Я строго держала себя в руках все время, пока сидела в магазине, беседовала с заходившими покупателями, пока полдничала с маэстро и его питомцами. Я не плакала. Слезы поставили бы на всем точку. Вероятно, я еще не убедилась до конца. И, видимо, надеялась, что со временем человек, которому навсегда отдано мое сердце, смягчится. Но такая картина оказалась не по силам даже моему воображению.
Вместо этого я стала представлять себе новую квартиру или хотя бы зеленые занавески и красно-розовую лампу. Раз у меня нет дома, нужно его создать. И надо как-нибудь сходить в гавань и разузнать в доме, где живет тетушка Эмальдо… пепел. Пустота. Ну ладно, этого я не обязана делать, но мне следует по крайней мере забыть о другом человеке.
Чем больше я старалась отрешиться от мыслей о нем, тем чаще и ярче вспыхивал в моей памяти его образ. Он являлся мне в разных обличьях: то обаятельным капитаном, то потрепанным бойцом со стен осажденного города, то приговоренным к смерти узником, то блистательным игроком и дуэлянтом, то призраком с сумеречной дороги, пьющим вино топаз, то любовником, то отвергшей меня тенью.
На следующую ночь я улеглась в постель и стала ждать, когда же я заплачу, зарыдаю. Слез не было. Колодец мой высох и потрескался. Заснуть мне тоже не удалось. Поэтому я принялась (весьма разумное решение) читать книгу. А наутро вышла из дому — глаза, будто тлеющая зола, да жажда, как у обезумевшего среди пустыни странника, — купила на рынке фунт винограду, чтобы смочить горло, и повстречала Дорина; тот зашагал рядом со мной.
— Как рано ты встала сегодня, Айара.
— Я не позировала тебе вчера. Ты закончил наброски?
— Нет, но теперь ты выглядишь иначе.
Мы дружно принялись за виноград. Я сказала:
— У меня тоже бывают видения. Ты не один такой. Да ты же сам говорил мне об этом. Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
— Да, так мне и сказали. Но ты ведь старше?
— В душе. И… мне помнится другое.
— Не рассказывай! — крикнула я.
— Нет. Не буду. Не хотелось бы.
Мы шли, пересекая Форум.
— Айара, — сказал Дорин, — по-моему, Больмо вовсе не болен.
Больмо, так звали ассистента. Я поначалу не поняла, о чем он говорит.
— Не болен?
— На рассвете я видел его на улице с незнакомым человеком. Они укрылись в какой-то из подворотен. Больмо убежден, что я ничего вокруг не замечаю, а значит, и их не заметил.
— Н-да, — пробормотала я. И вдруг до меня дошел смысл сказанного. — С незнакомым человеком… что за человек?
— Он похож на моряка. Мне думается, из гавани Дженчира.
— Где ты их встретил?
— Я снимаю комнату около Ворот с Колесницей. Мы оба застыли у поворота на улицу, в которой находилась мастерская Пеллы.
— Позапрошлой ночью… — начала было я.
— Я видел, как ты выходила из города, — сказал Дорин. — Ты была в мужской одежде. Рост у тебя довольно высокий, и тебя нетрудно принять за молодого человека. Но я узнал тебя. За тобой кто-то крался. Он не подходил близко. Я подумал, уж не замышляет ли он дурное, но потом решил, что он выполняет твою просьбу. Это был Больмо.
— Ох, матерь наша.
— Он ступал так тихо, что ты не слышала шагов. И держался поодаль. Может, он о чем-нибудь проведал.
— Я шла не на свидание, — заявила я. И, сбившись с толку, добавила: — Свобода человека…
Такой безликий, неприметный, суетливый ассистент Пеллы, я даже позабыла, как его зовут. Он поджидал меня неподалеку от дома, в котором я живу, а потом прокрался следом. Надежно где-то спрятался и подглядел за нами во время встречи. Он и бровью не повел, когда великан зашел в лавку, но тут же навострил уши. И вознамерился поймать Ирменка. Как глупо упустить из виду такую возможность. Высадившийся с «Двексиса» отряд, эти люди или их сообщники могли добраться до старого города, пообещать вознаграждение; вероятно, кто-то из них остался для наблюдения в порту. До сих пор беглому невольнику удавалось скрыться от слежки. Но я, мое дурацкое желание, да еще колдовство вдобавок, выманили его из укрытия, и в конце концов по моей милости он угодил в ловушку, которой остерегался Фенсер.
Неужели Больмо выследил их до конца? Они его не заметили, это точно, ведь он до сих пор жив и сегодня на рассвете прятался в подворотне с каким-то незнакомцем.
Я застыла в нерешительности, не зная, что мне делать.
— Пелла откроет лавку только через полчаса, — проговорила я, размышляя вслух. — Где Больмо снимает квартиру?
— Он живет у матери, в белом доме у Храмовых Ступеней.
Я не сумела придумать ничего иного, как отправиться туда.
Мы расстались с Дорином, он выглядел почти как всегда. Он так много рассказал мне, и это чрезвычайно важно, ведь он — ясновидящий.
Вернувшись на рынок, я купила еще винограду, два больших спелых яблока и цветов. Я поднялась по ступеням, убегавшим вверх от храма; на террасах слева и справа от лестницы стояли, будто бы в застенчивости, современные дома: лестница совсем древняя, а они так молоды, что им страшно пересечь ее.
Белый дом был там явно не к месту, довольно маленький, убогий и неопрятный. Я позвонила в колокольчик, думая, что никто не откликнется, но тут вышла домоправительница. Я справилась о здоровье Больмо. Она сказала, что он встал и теперь на веранде; я с радостным видом прошмыгнула мимо нее.
— Как я рада, что вам полегчало, — воскликнула я, ворвавшись к нему. Веранда имела жалкий вид и выходила окнами на жалкий клочок земли, заросший сорняками, где стоял бак с дождевой водой. Я застала Больмо в домашнем ситцевом халате; он поспешно растянулся на диване, сделав кислую мину и старательно притворяясь больным.
