Пытаюсь оттолкнуть его.
Прижаться сильнее.
Пытаюсь от него убежать.
Пытаюсь вцепиться в него мертвой хваткой.
Потому что меня разрывает изнутри на сотни огней. Не вижу, не чувствую, не понимаю… Из горла вырывается крик, который мог быть меня оглушить и вернуть в реальность, но…
Губы. Жесткие. Накрывают мои. Язык проталкивается в мой рот.
Он глотает мой крик.
Но поглощает губами не только его, но и меня заодно.
Его губы… я могу кончить еще раз только от их поцелуев…
Их вкус меняется. Когда выныриваю из забытья, они становятся мягче, будто уговаривая меня поскорее вернуться.
И я с трудом открываю глаза.
Возвращаюсь к нему.
Влажные светлые волосы… темные глаза… губы – тоже влажные, но от моих поцелуев.
– Красавица, – он приподнимает мой подбородок и оставляет легкий поцелуй на губах, – ради этого стоило чуть задержаться.
Клайд с видимым сожалением выпустил меня из рук.
– Мне скоро нужно уезжать. Позавтракаем вместе?
– Конечно, – согласилась я, усмехнувшись про себя.
Вот как легко сбылась мечта. Ничего особенного, просто завтрак вместе.
Когда мы вошли в дом, стол был уже сервирован. Этот завтрак точно не был похож на тот скромный перекус, который я готовила для себя. Я даже подумала: возможно, домашние трапезы были отменены как раз из-за того, что в горничных была я, они опасались, что я их отравлю. Но эту мысль я сразу отбросила.
– О чем задумалась? – голос Клайда вывел меня из раздумий, и я обнаружила, что уже несколько минут гоняю по тарелке креветку из салата.
– Почему вы решили оставить меня здесь? – спросила я. – Это наказание?
Он усмехнулся.
– В самом деле? Для тебя это наказание?
Я смутилась. Вот уж точно не это я хотела сказать.
– Нет, конечно, – торопливо ответила я.
Вот уж действительно, для человека, который зарабатывает при помощи слов, я порой совершенно отвратительно излагаю свои мысли. Язык мой – враг мой. В моем случае эта истина верна на все сто процентов.
– Наказанием было оставить тебя работать здесь горничной, откровенно говоря, мы не собирались так затягивать с этим. Планировалось, что ты отправишься домой дня через три. Достаточно, чтобы усвоить урок и не совать больше нос в чужие дела.
Он говорил так, словно все это было давним делом, о котором сейчас можно вспоминать с улыбкой.
– Но что-то пошло не так?
– Да, вроде того. Потом выяснилось, что ты красивая… Умная… и что ты нам нравишься.
«Ты нам нравишься». Это прозвучало странно, и все же это было словно музыка для моего сердца. Еще пару дней назад мое сердце разрывалось оттого, что я безнадежно прикипаю к тем, кто считает меня всего лишь своей игрушкой, а теперь «ты нам нравишься». Это намного больше, чем ничего.
Я почувствовала, что на глазах наворачиваются слезы.
Их только не хватало!
– Какие планы на день?
Я снова посмотрела на него удивленно.
– А какие могут быть у меня планы? Оставаться дома… Может быть, поплаваю, может быть, посмотрю сериалы. Здесь не так много развлечений.
Я снова прикусила язычок. Опять это звучало так, будто бы я недовольна. Но ведь это не так! Да и занятие у меня было, просто рассказывать о нем не хотелось.
– Эмилия, – Клайд улыбался, – я же тебе сказал: вся эта история с наказанием в прошлом. Нам, конечно, очень нравится, что ты здесь живёшь, и мы предпочли бы, чтобы так оно и оставалось, но ты в этом доме не пленница. Куда бы ты хотела пойти?
– Домой, – выпалила я резко.
Он посмотрел на меня удивленно, и я поспешила исправиться:
– Ну… то есть не насовсем. Но я хочу увидеться с родителями и забрать кое-какие нужные вещи…
Ноутбук! Черт возьми, я хочу заполучить мой ноутбук и работать на нем. Без этой допотопной необходимости зачеркивать слова, писать новые, плодя целый ворох черновиков.
– Отлично, – сказал Клайд и протянул мне пластиковый прямоугольник. – Это номер телефона нашего шофера. Он отвезет тебя куда нужно и привезет обратно. Ты ведь вернешься сегодня?
– Обязательно, – проговорила я, крутя в руках свой пропуск наружу.
⁂
Я была безумно рада видеть родителей, а они были рады видеть меня. Мое неожиданное возращение послужило поводом для целого переполоха. Тут же был накрыт чуть ли не праздничный стол, а в наш дом каким-то образом «случайно» заглянули тетушка Эн с племянниками и бабуля. Вряд ли в этом было что-то действительно случайное. Наверняка мама им позвонила.
– Ну как твои успехи? Они оставят тебя там работать? Тебе уже выделили свой кабинет? А Брэда Питта ты видела?
О боже!
Только сейчас я вспомнила, что по официальной версии для своих родных я вовсе не прохлаждалась на вилле с двумя красавцами миллионерами, а в поте лица строила карьеру в журналистике.
На меня смотрели несколько пар пытливых глаз, а я только глотала воздух, не зная, что ответить.
А ведь следовало бы об этом подумать и подготовить что-нибудь правдоподобное!
Я набрала побольше воздуха в лёгкие и принялась врать напропалую о своих успехах, о том, как много приходится работать, иногда даже по ночам, о том, что мои боссы, конечно, очень достойные люди, но чертовски требовательные, а по-другому никак.
Я говорила все это и сгорала со стыда.
И впервые задумалась о том, что будет, если мои близкие узнают, как на самом деле я живу и что происходит в этой самой моей жизни.
О боже, только не это.
Когда обед закончился и я стала помогать маме убирать со стола, я тихонько спросила:
– А как дела у Саймона?
Разумеется, я не могла не заметить, что единственный из родственников, кого не было сегодня у нас дома, – это мой младший брат. Спросила – и тут же пожалела об этом. Мама заметно погрустнела.
– Не знаю, он не звонил уже несколько дней.
– Ну так я ему позвоню и выскажу всё, что думаю.
– Не надо, – тихо отозвалась мама. – Ты же знаешь, он не любит, когда его беспокоят.
Беспокоят! Ну надо же – будто он занят каким-то делом. Саймон всего на год младше меня, но он, ещё будучи подростком, доставлял родителям массу неприятностей. Пьянки, дебоши и даже мелкие кражи – вот с чем им постоянно приходилось иметь дело. Он давно уехал из дому, жил какой-то своей непонятной жизнью, едва находя время, чтобы сообщить близким, что он жив.
Мама обняла меня за плечи.
