– Зря вы нас не послушали, – сочувственно произнес Хитеркот. – Вам следовало выйти из-за стола.
– Просто мне не стоило играть с такими, как вы! – обиженно заявил Уинстон.
– А вы н… не знали, с кем имеете дело? – выдавил Марлоу, которому слова давались с большим трудом. – Чертов глупец!
– Это мой дом!
– И вы поставили его на кон! – саркастически усмехнулся Марлоу. – Идиот.
Уинстон побагровел так густо, что теперь напоминал свеклу.
– Не называйте меня так!
Сэквилл вскинул бровь.
– Да? Только вот дом-то больше не ваш. – Он выудил закладную из кучи фишек и принялся изучать, хотя взгляд его с трудом концентрировался на строчках. – Похоже, теперь он принадлежит Уэсту.
Окружающие разразились смехом.
– Но он ведь ему не нужен! – воскликнул Уинстон и подался было вперед, пытаясь схватить закладную, но друг удержал его за руку. – У него целая дюжина домов!
– Устройте там бордель, Уэст, – предложил Форестер. – И предоставьте всем своим друзьям скидку.
– Или бесплатное посещение! – с хриплым смехом выкрикнул Марлоу.
Уинстон гневно втянул носом воздух и, не желая выслушивать оскорбительные замечания, бросился вон из зала. Он долго сражался с дверью, а когда наконец открыл, едва не скатился со ступенек под дружный хохот подвыпившей компании.
– Кто его пригласил? – презрительно спросил Хитеркот, когда дверь за ним захлопнулась.
– Марлоу.
– Чушь! – пробормотал тот, ткнувшись лбом в столешницу. – Я его не приглашал. Это все Форестер.
Ответом ему был непристойный жест.
– Готов поклясться, что его пригласил Фарли.
– Все ваши друзья низкого пошиба, – произнес Сэквилл.
Форестер заметно напрягся, потом вдруг поднялся и порывисто поднял бокал, расплескав вино.
– Благодарю вас всех за потрясающий вечер, джентльмены.
Однако последовавший за этими словами поклон предназначался лишь виконту Хитеркоту и лорду Уэстмарленду.
Хитеркот попытался его остановить, но Форестер лишь отмахнулся и покинул клуб. Марлоу спал, положив голову на стол, Сэквилл пьяно хихикал, а Уэст хотел было встать, но с первой попытки ему это не удалось. Опершись на столешницу, словно собираясь с силами, он наконец поднялся со своего места и потребовал:
– Экипажи, Дэшвуд.
Сохраняя каменное выражение лица, владелец клуба вышел из зала, а Уэстмарленд, оглядев стол, удивленно спросил:
– Я что, последний кон выиграл?
– Ага, – широко зевнув, кивнул Хитеркот.
– Запишите все на мой счет, Форбс, – произнес маркиз. – Господи, как же я устал.
С таким же непроницаемым выражением лица, как и у владельца клуба, управляющий вышел вперед, с отвращением взяв со стола закладную и протянул маркизу.
– Этого я на ваш счет записать не смогу, милорд.
Уэстмарленд посмотрел на бумагу.
– Черт! Верно…
Сунув документ в карман, в сопровождении Хитеркота он вышел навстречу солнечному утру.
Глава 2
Джорджиана Лукас прекрасно проводила время у своей подруги в Дербишире до тех пор, пока не пришло письмо. Единственному листку бумаги, сложенному вчетверо, удалось непреднамеренно пошатнуть привычный уклад ее жизни, после чего события приняли совершенно неожиданный и непредсказуемый поворот.
Но тогда Джорджиана еще не знала об этом.
Письмо пришло за завтраком. Джорджиана попивала чай, наслаждаясь обретенной свободой: ведь ее строгая наставница леди Сидлоу осталась в Лондоне, в то время как сама она на время удалилась в Мэрифилд. Хозяйка дома и близкая школьная подруга Джорджианы Китти, превратившаяся теперь в леди Уинстон, сидела во главе стола с крохотной дочуркой на руках и не скрывала своего восторга. Малышке сегодня исполнилось три месяца. Золовка Китти Женева вслух читала занимательные выдержки из местной приходской газеты. Вдовствующая леди Уинстон, свекровь Китти, которую все члены семьи называли просто «матушка», слушала дочь, тихонько посмеиваясь над рассказом о свиньях мистера Потта, вырвавшихся из загона, и одновременно просматривала меню предстоящего ужина. Сегодня составить им компанию согласился местный викарий с семьей.
Дворецкий Уильямс принес утреннюю почту и протянул поднос Китти:
– От сэра Чарлза.
– О! – С довольной улыбкой Китти положила малышку в колыбель, стоявшую рядом, взяла письмо и сломала печать.
Джорджиана допила чай и подвинула чашку к Женеве, чтобы та наполнила ее. Легкий ветерок доносил сквозь распахнутые окна столовой насыщенный аромат лета и гудение пчел в саду. Судя по всему, обитателей дома ждал очередной погожий летний денек. Джорджиана подумывала о длительной прогулке пешком или верхом. Сельская жизнь во многом уступала городской, но только не в том, что касалось прогулок и развлечений на воздухе.
Из раздумий ее вывел звон стекла: это Китти уронила чашку и выпрямилась на стуле.
– Что-то случилось? – встрепенулась Джорджиана.
Китти протянула руку с зажатым в ней с такой силой письмом, что побелели костяшки пальцев, и едва слышно произнесла:
– Чарлз…
Женева тотчас же замолчала, а матушка Уинстон обеспокоенно спросила:
– Что случилось с Чарлзом?
– Что-то ужасное. – Китти оглядела присутствующих и, нахмурившись, начала читать: – «Моя дорогая жена, мне бы очень не хотелось тебя пугать, но в моей душе царит сумятица и пишу я тебе в страшной спешке. Мне ужасно не повезло столкнуться с…» – Голос Китти сорвался, глаза наполнились слезами.
– Он что, умер? – в ужасе воскликнула Женева.
– В таком случае он вряд ли смог бы это написать, – возразила Джорджиана и наклонилась к колыбели, чтобы успокоить малышку, которая заплакала, испугавшись. – Продолжай, Китти. Что же все-таки случилось?
Китти молчала, устремив взгляд в окно.
– Так скажи же, наконец, что произошло, дорогая, – обратилась к невестке матушка Уинстон. – Его ограбили? Он ранен? Я слышала, что в Лондоне не так уж безопасно.
Китти ничего не ответила – просто продолжила читать:
– «Мне ужасно не повезло столкнуться с компанией весьма коварных джентльменов, по вине которых я понес большие потери. Я жив и здоров, но моя гордость уязвлена, достоинство задето».
– Кто-то его избил! – перебила золовку Женева. – Он что, принимал участие в боксерском поединке?
Китти пожала плечами.
– Не думаю. Послушайте, что он пишет дальше: «Имя самого главного негодяя, коварно меня обманувшего, лорд Уэстмарленд. Я опасаюсь, что он явится в Осборн-Хаус. Если это произойдет, любовь моя, ни за что его не впускай, иначе он всех нас уничтожит».
