– Стоп, прекрати! – оборвала меня Анджи. – Это тебе нужно ненавидеть отца за все, что он сделал с тобой! Дэмиена – за то, что похитил тебя! Ненавидеть МакАлистеров за то, что выставили тебя на улицу, отобрали квартиру и не стали защищать! Стаффордов – за то, что обращались с тобой как с вещью. Пусть бы попробовали похитить кого-то из твоих братьев! Для этого кишка у них тонка, другое дело – девчонка! И на тех, кто развязал и питает кровью эту войну, но не спросил у тебя, хочешь ли ты в ней участвовать. Злиться здесь имеешь право только ты! Оставшаяся один на один со своими проблемами и ребенком.
Анджи положила руки на край ванны, потрогала мой лоб и закончила:
– На хрен всех, у кого повернется язык хоть в чем-то обвинить тебя. А остальное как-нибудь разрешится. Вот что я думаю.
Мне нужно было услышать это. Мне нужно было, чтобы кто-то просто сказал это вслух.
– Ты оставишь ребенка? – спросила она.
– Да. Не могу иначе. Не по религиозным соображениям: я перестала верить в Бога после всего, что случилось. И не потому, что Дэмиен имеет для меня какое-то значение. Миллион ужасных причин могут вынудить женщин прервать беременность, и никто не в праве этих женщин судить. Но моя причина – особенная: я никак не могу избавиться от мысли, что стану похожей на своего отца, если сделаю с моим ребенком то, что едва не сделал со мной мой он. А я ни в чем не хочу быть похожей на него! Я знаю, что сошла с ума…
– Ты не сошла с ума, – сказала Анджи. – Ты говоришь простые и понятные вещи.
– Как отреагирует Гэбриэл?
Анджи подумала с минуту, растирая ладонями виски, и наконец сказала:
– Скорей всего, не подаст виду, ни один мускул на лице не дрогнет. У него самоконтроль, как у гранитной статуи. Я ни разу не видела, чтобы он орал или психовал. Но боюсь, что внутри его разорвет, потому что ты действительно ему нравишься. Думаю, что он захочет уйти на какое-то время и побыть в одиночестве, как волк, которому нужно зализать раны. Он редко пьет спиртное, за бутылку не схватится. Ему если нужно забыться и голову отключить, он гоняет по трассам после полуночи. Еще может пойти и выбить все дерьмо из кого-нибудь в том клубе, где он тренируется. У него разряд по смешанным единоборствам с шестнадцати лет. Хорошо, что есть этот клуб, иначе, мне кажется, он бы просто нарывался на драки с гопотой на улицах… Даже не знаю, что будет лучше: дать ему побыть в одиночестве или никуда не отпускать. Он не маленький, сможет постоять за себя и держать свое дерьмо в узде, но, ты знаешь, когда дело доходит до ревности, любой может с катушек слететь.
Анджи шумно высморкалась в бумажное полотенце и предложила мне еще чаю. Хотя, учитывая тяжесть обстоятельств, мне бы сейчас куда лучше помог стакан виски.
– Он будет прав, если оттолкнет меня, – сказала я, утирая слезы. – Какой-то частью своего сердца я даже хочу, чтобы он сделал это. Я не заслуживаю его любви.
Анджи присела на край ванны и, глядя на меня, как на маленького глупого ребенка, который не в состоянии понять вообще ничего, сказала:
– Я начну сначала, а ты следи за движением моих рук. Ты решила проведать Дэмиена, потому что боялась, что он покончит с собой, – это нормально. Все вышло из-под контроля, и вы провели ночь вместе – это тоже случается. Из-за варварства твоего отца аварийная контрацепция не сработала – не твоя вина. Ты не знала о том, что беременна, вступая в новые отношения, – тоже могло бы случиться с каждой. Тебя отвернуло от Стаффорда после его поступка и начало тянуть к моему брату, потому что равных ему ты еще не встречала и потому что он мужик что надо, – и тут нормальней не бывает! Ты понимаешь, к чему я клоню?
– К тому, что я не кусок дерьма?
– Именно. Ты не кусок дерьма. А значит не заслуживаешь, чтобы с тобой дерьмово обращались. Просто Вселенная на все твои добрые порывы ответила плевком. Так случается. Нужно принять это как данность, как факт, который мы не можем изменить.
Анджи словно разобрала мою беду на маленькие лоскутки и сшила их заново в другом порядке. После разговоров с ней я почувствовала себя мудрой и спокойной, как буддистский монах.
Она помогла мне понять, что теперь я взрослая женщина, которая отныне сама будет решать, как ей жить. И что бы я ни выбрала для себя – это будет правильно, что бы я ни сделала – это будут мой путь и моя собственная жизнь.
* * *
Из-за непогоды переправа была закрыта еще три дня.
Эти три дня удержали меня от поспешных решений и от малодушного побега с острова. Мне словно было судьбой послано это время, чтобы успокоиться, взять себя в руки, прекратить обвинять себя во всех смертных грехах и перестать чувствовать себя шлюхой, которая беременеет от одного, а про любовь поёт другому…
И еще судьба послала мне Анджи. Она была на десять лет старше меня, и ей было что мне посоветовать. Мы провели три дня под одной крышей, она приходила по первому зову, варила мне чай с тимьяном, который помогал пережить приступы начинающегося токсикоза, мы вместе ели, вместе смотрели сериалы на «Нетфликсе» и на бушующую стихию за окном. Для меня это было больше, чем я могла бы мечтать…
Гэбриэл обещал приехать сразу же, как только разделается с делами. Я ждала его приезда и панически боялась одновременно. Невыносимо было знать, что я потеряю его сразу же, как только он вернется. Я не была настолько наивна, чтобы мечтать, будто он захочет быть со мной после того, как узнает, что я ношу ребенка от другого. Я знала, что наши отношения обречены. Когда наступала ночь и Анджи оставляла меня одну, я не могла справиться со слезами и долго не могла уснуть. Знала, что это отразится на моем внешнем виде и я буду выглядеть как дерьмо, когда Гэбриэл приедет.
Но какой был толк в том, чтобы выглядеть хорошо?
* * *
В день приезда Харта Анджи предусмотрительно покинула дом. Обняла меня и сказала: что бы ни случилось, она поддержит меня. Я едва не цеплялась за нее, когда она уходила, до того страшно мне было. Потом нечеловеческим усилием воли мне удалось собраться, выпрямить спину и даже изобразить на лице подобие улыбки, когда Гэбриэл переступил порог.
Я старалась запомнить его в мельчайших деталях, на всю жизнь, словно он был произведением искусства в Лувре, а у меня осталась всего пара минут, чтобы постоять рядом, пока толпа не понесла меня дальше. Его тело, его лицо, глаза, смех, руки, поцелуи… Поцелуи забыть будет тяжелей всего. И еще то, как он касался меня. И то, как он умел шутить с совершенно серьезным лицом. И все то, что он сделал для меня, без всякого расчета…
– Все в порядке? – спросил он, когда вместо того, чтобы кинуться ему на шею, я замерла посреди гостиной, как испуганный олень в свете фар.
– Нет, – выдавила я из себя, говоря с большим трудом, как человек после инсульта.
Он бросил сумку, подошел ко мне и сжал мое лицо в ладонях. Я обвила его шею, запоминая эти объятия и едва не плача. Потом попросила его выслушать меня, мы сели рядом, и я медленно, мучительно, с трудом подбирая слова, рассказала ему обо всем.
