За завтраком в кафе Ева расспрашивала Мунина про ночную жизнь Кёльна, едва замечая Одинцова. Он же не чувствовал за собой никакой вины, поэтому вёл себя, как обычно.
К открытию музея Рихтер уже был на месте и встретил троицу в директорском кабинете, потирая руки. Он хотел поскорее загладить вчерашнюю вину и для начала обратился к Одинцову:
– Что касается перстня. Мне звонил коллега. Он посмотрел снимки, поговорил с другими коллегами… За аутентичность никто не поручится, надо смотреть оригинал. Но вещь в самом деле очень интересная и довольно старая: ей может быть лет двести или даже больше. А знаешь, чей герб на печатке? Имя – Джон Ди – тебе что-нибудь говорит?
Одинцов только развёл руками. Вряд ли сейчас имело смысл заикаться насчёт предка-барона и пересказывать длинную историю, которую поведал Штольберг. Тем более имя, названное Рихтером, тогда не звучало.
На помощь пришла Ева.
– Джон Ди был выдающимся математиком, – сказала она. – Шестнадцатый век. Он написал гениальное предисловие к «Началам» Евклида и предсказал четвёртое измерение. Некоторые считают его идейным вдохновителем ордена розенкрейцеров.
– Продолжаешь удивлять, – признался Рихтер. Он перевёл взгляд на Мунина, который тоже не ударил в грязь лицом:
– Насколько я помню, Джон Ди был в первую очередь великим алхимиком. А его сын Артур много лет жил в Москве. Тоже алхимик… Совсем не моя область, но я знаю, кого спросить про англичан, – добавил он, имея в виду своих недавних знакомых из Британской библиотеки.
– Давайте, может быть, с перстнем позже разберёмся, а сейчас всё-таки про Зубакина? – предложил Одинцов, и Рихтер принялся навёрстывать упущенное.
– Конечно, за полсуток я не смог внимательно изучить все документы группы «Андроген», – сказал он. – Это большая серьёзная работа. Однако думаю, что в целом суть исследований ухватить удалось. Я должен снова принести свои глубочайшие извинения за вчерашний эксцесс и поблагодарить за очень любопытную информацию…
– На сегодня известны около пяти тысяч минералов, —говорил Рихтер, – и ещё около полутора тысяч принято считать существующими, но пока не обнаруженными. Многие известные минералы очень редки, они встречаются всего в нескольких местах на планете. И далеко не всегда их можно получить в достаточном количестве: зачастую учёные довольствуются лишь крохотными образцами, которые добыты с риском для жизни.
При всём развитии современной цивилизации на каждом континенте есть уголки, где нога человека ещё не ступала в самом буквальном смысле. Очевидно, там ждут своего часа множество геологических сюрпризов. И в земную кору люди только-только начали вгрызаться по-настоящему. Существенная часть минералов залегает довольно глубоко, поэтому остаётся недоступной. Но если уж минерал подворачивался под руку, даже в древнейшие времена человек находил ему применение…
– …так что археолог должен знать минералогию, – продолжал Рихтер. – Вы видели коллекцию печатей: они глиняные, а глина состоит из минералов… Эфиопия, как я понимаю, вам не чужая? У нас есть каменные орудия из Эфиопии, которым больше двух с половиной миллионов лет… Да-да, я не оговорился! Наши тогдашние предки ещё не были людьми, но уже использовали жёлтый кремень. А со временем научились обрабатывать и применять обсидиан, халцедон, яшму и, конечно же, кварц.
Но это вполне доступные, широко распространённые и всем известные минералы. Они удобны в обработке, а обрабатывали их для получения острой режущей кромки. Ведь зачем были нужны камни? – спросил Рихтер и сам же ответил: – Из них делали ножи, топоры, скребки, наконечники копий и тому подобное.
– Вряд ли Зубакина это интересовало, – заметил Одинцов, желая направить разговор в нужное русло.
– Ты прав, – без иронии согласился Рихтер, – но мы ведь пока не знаем, что его интересовало, мы можем только предполагать.
– А я думал, что предположения – удел историков, – не удержался Мунин, который никак не мог забыть вчерашний выпад Рихтера. Теперь они поменялись ролями – археолог пропустил колкость мимо ушей и сказал:
– Во-первых, нужные камни есть не везде. Например, племя мигрировало на новое место. Враги вытеснили его туда, где привычных минералов не оказалось. Что делать? Надо искать замену. Но для обработки новых камней привычная технология может не подойти. Значит, надо разрабатывать новую технологию, а это дело небыстрое…
Во-вторых, древние искали нужные минералы на поверхности земли, реже добывали в карьерах и ещё реже – в неглубоких шахтах.
– В-третьих, давайте представим, что месторождение привычного минерала было единственным, крохотным – и вдруг перестало существовать по какой-то геологической причине. Земля просела, или оползень засыпал карьер, или произошло извержение вулкана…
Люди не смогли восстановить старое месторождение или найти новое, а со временем стали пытаться синтезировать нужный минерал искусственным путём. Они создавали технологию, чтобы получить камень с заданными свойствами. Разработка тянулась многие века, и в ней принимали участие всё новые поколения учёных разных стран.
– Зубакин занимался тем же самым, – подвёл итог Рихтер. – Группа «Андроген» использовала материалы исследований своих предшественников, накопленные за две с половиной или даже три тысячи лет. Зубакин в достаточно современных лабораторных условиях занимался синтезом того, что называл Философским камнем.
Одинцов почесал полуседую бровь и сказал, сдерживая раздражение:
– Дружище Маркус, но ведь мы к тебе с этим и пришли. У Зубакина его собственной рукой чёрным по белому написано: примерный план опытов для получения Философского камня.
– Совершенно верно, – подтвердил Рихтер. – Я лишь делюсь первыми впечатлениями от ваших файлов и хочу кое-что уточнить. На мой взгляд, группа «Андроген» создавала не мифический объект, а занималась воссозданием реальной вещи, которая была хорошо известна в древности и выполняла определённые функции. Философский камень не входит в пять тысяч уже открытых минералов, а относится к полутора тысячам не открытых – или открытых в прошлом, но позже утраченных. Кроме того, различные модификации одного и того же минерала могут иметь совершенно разные свойства. Такая модификация прозрачная, а такая – нет. Эта проводит электричество, а эта не проводит. Эта твёрдая – эта мягкая. Эта жёлтая – эта красная. И так далее. Вдобавок многое зависит от примесей… Словом, поле для исследований колоссальное, особенно если не знаешь точно, что надо искать, а лишь нащупываешь и перебираешь варианты.
– Причём на каждый вариант уходят минимум несколько месяцев труда, – мрачно сказала Ева. – И когда он оказывается неудачным, всё приходится начинать с начала.
Рихтер по интеркому вызвал помощницу и попросил заказать кофе с бутербродами, чтобы приунывшая троица взбодрилась.
– Я основательно займусь вашими файлами, – пообещал он. – Всё не так безнадёжно, поскольку вы упускаете из виду важнейшую деталь. Для того, чтобы понять – удачный вариант или нет, синтезированный камень надо протестировать. Условия теста наверняка приведены в документах. С первого раза я ничего подходящего не увидел, надо углубляться в материал. Зубакин должен был ещё до начала экспериментов чётко понимать, по каким критериям его работу признáют успешной. Иначе в чём смысл группы «Андроген»? Её же создали и финансировали не ради процесса, а ради результата… В связи с этим у меня есть просьба.
