– Всё нормально, – ухмыльнулся Одинцов, – этой штукой даже в футбол играть можно. Чтобы она рванула, нужно вот это.
Он продемонстрировал компаньонам запал от гранаты, скомандовал отнести пластит в холодильник – всё равно стоит пустой! – а сам позвонил Родригесу, чтобы договориться о том, как быть с охотниками.
– Отдыхай, – сказал кубинец. – Вы в безопасности. Одного я ликвидировал, второй показывает дорогу. Говорит, что их всего двое. Вроде не врёт… Сейчас проверю, мы уже почти приехали.
– Не спеши. Назови адрес и подожди меня, – возразил Одинцов, но связь уже оборвалась. Родригес выполнял принятое решение. Будь Одинцов на его месте, самое большее через семь вздохов он поступил бы так же, поэтому не стал перезванивать и сделал единственно возможное – мысленно пожелал удачи старому другу.
В тумане ночи смутно белел одноэтажный длинный барак спящего мотеля. Родригес медленно проехал вдоль аккуратного фасада с дверьми номеров; окно рядом с каждой было плотно зашторено. Связанный охотник указал, в каком номере оставили Бориса. Чтобы из тамошнего окна не было видно, как они выходят из машины, Родригес припарковался метрах в двадцати дальше. Ремень, стягивающий лодыжки пленника, он разрезал только когда тот выставил ноги из машины, чтобы выйти.
– Одно неправильное движение, и ты мёртвый, – тихо предупредил Родригес, чувствительно упирая остриё ножа парню между рёбер. Они в обнимку направились к нужному номеру. Со стороны в полумраке это выглядело так, будто пожилой мужчина поддерживает перебравшего молодого товарища, который нетвёрдо стоит на ногах. Ноги у охотника действительно подгибались, да и руки за спиной затекли – Родригес постарался, затягивая ремни, чтобы сделать потенциального противника небоеспособным. Крепкий парень был вдвое моложе и с виду борец. Понятно ведь, что при первой же возможности он попытается вернуть себе свободу.
У двоих, которые привезли взрывчатку для троицы, оружия не нашлось, но мог быть вооружён тот, кто караулил Бориса, – если пленный охотник всё же соврал. Такого не напугаешь даже очень натуральной моделью пистолета. Родригес рассчитывал на нож.
Датчик движения у крыльца сработал, и над входом в номер включился тусклый фонарь.
– Условный сигнал! Быстро! – прошептал Родригес и посильнее кольнул спутника остриём. Тот застонал сквозь зубы:
– Нет сигнала. Там никого нет. Только Борис.
– О’кей, давай проверим.
Родригес пнул парня под коленку; тот бухнулся на колени и почувствовал, как лезвие ножа надавило на горло. Кубинец вынул из кармана ключ, найденный во время обыска; отпер замок, рывком за шиворот поднял охотника на ноги, снова уткнул остриё ножа ему в рёбра, распахнул дверь…
…и втолкнул парня в комнату. Её освещал ночник на тумбочке между двух кроватей, придвинутых изголовьями к боковой стене. Обе кровати были пусты.
Держа нож наготове, Родригес подтолкнул пленника к открытой двери туалета и через его плечо заглянул внутрь. Пусто.
– Где Борис? – спросил Родригес.
– Там. – Парень мотнул головой в сторону кроватей, снова получил пинок под коленку и опустился на колени посреди комнаты.
– Не шевелись! – приказал кубинец. Поглядывая на охотника, он сделал шаг-другой и заглянул в щель между дальней кроватью и торцовой стеной. Там на боку лежал раздетый мужчина в сползших трусах: его положили так, чтобы не упал с кровати и не захлебнулся раньше времени.
Родригес узнал Бориса по фотографии, которую присылал Одинцов. Кляп из скрученной тряпки закрывал рот бедняги и был завязан на затылке, позволяя худо-бедно дышать, но не кричать. Запястья и лодыжки стянуты серой скотч-лентой, ноги вдобавок примотаны к ножке кровати. При звуке шагов Борис чуть поднял голову. Блуждающий взгляд из-под тяжёлых век упёрся в Родригеса…
…который сказал:
– Привет. Я друг Одинцова.
Это была его первая ошибка. Борис видел Одинцова единственный раз в ресторане отеля «Краун Плаза». Там Ева называла своего мужчину Карлом. Наркотики в придачу ко всему пережитому за несколько дней превратили мысли Бориса в кашу из кошмаров и галлюцинаций. Сейчас любая русская фамилия напоминала обезумевшему заложнику его русских похитителей. Одинцов – значит, враг. Друг врага – тем более враг.
Родригес, не забывая поглядывать на охотника, разрезал скотч на руках и ногах Бориса. Вторая ошибка оказалась фатальной: для того, чтобы подхватить Бориса и усадить на кровать, он положил нож на одеяло.
С кровати Борис увидал похитителя. Он не обратил особого внимания на то, что парень стоит на коленях, зато в голове из тяжёлой мути выплыла уверенность: если седой латинос пришёл вместе с врагом – значит, он точно враг.
Родригес попытался хоть немного привести Бориса в чувство и растёр ему ладонями уши. Продолжая одной рукой придерживать спасённому заложнику голову, другой он показал растопыренную пятерню со словами:
– Сколько пальцев?
Вместо ответа Борис нащупал нож и с неожиданной силой воткнул его Родригесу наискосок в печень по самую рукоять, навалившись всем телом. Кубинец отшвырнул Бориса к изголовью, а сам скорчился…
…и охотник, не сводивший с него глаз, не стал терять ни секунды. Он вскочил с пола и прыгнул на Родригеса, пытаясь ногами захватить шею. Чётко провести удушающий приём помешали связанные за спиной руки. Родригес успел среагировать: он уклонился и жёстким ударом прервал прыжок. Охотник рухнул на Бориса – и с хрустом сломал ему шею об спинку кровати…
…а следом получил смертельный удар под ключицу ножом, который Родригес выдернул из себя.
Если бы нож оставался в ране, у кубинца были шансы выжить. Но теперь из разрезанной печени неудержимо хлестала кровь. Родригес осел на пол и, оставляя страшный липкий след, пополз к двери в надежде добраться до машины.
Силы закончились у порога. Их остаток ушёл на последний звонок Одинцову. Прощание оборвалось на полуслове.
44. Про споры, примирения и деловой разговор
Из предсмертного хрипа старого товарища Одинцов понял только, что ни охотников, ни Бориса, ни самого Родригеса больше нет в живых.
– Алё, алё!.. Эй! – кричал в трубку Одинцов. – Рауль!
Ответом была тишина.
До утра оставалось всего ничего, и Одинцов без объяснений велел компаньонам:
– Ложитесь спать. Завтра тяжёлый день.
– А если кто-то снова?.. – спросил Мунин и показал в сторону двери.
– Никто. Больше некому. Иди ложись, – угрюмо буркнул Одинцов.
Сам он, впрочем, бросил себе матрац под дверью и дремал вполглаза, держа мачете под рукой. А телефон Родригеса отключился автоматически через положенные пятьдесят минут: за всё это время в трубке не послышалось ни единого нового звука.
Что могло произойти в мотеле? Одинцов терялся в догадках. Компаньонов он поднял по обыкновению рано. На завтрак троица пришла к открытию кафе.
