…поэтому всей компании надо уносить ноги как можно скорее и как можно дальше, думал Одинцов. А Клара, спеша забыть про пережитые ужасы, рассказывала про Индру.
– Он считался повелителем грома и молний, и верховным богом всех индийских богов, – говорила она. – Люди верили, что ожерелье Индры заполняет мировое пространство. Это такая сеть из сверкающих камней, как у вас…
– Сеть с бриллиантами в узлах, – снова сказал Мунин.
– Не обязательно с бриллиантами, – возразила Клара, – бусины могли быть из любых драгоценных камней. Главное, что в каждой бусине отражаются все остальные бусины, и каждая бусина отражается во всех остальных. Бесконечное отражение. Всё в одном, одно во всём, всё во всём и одно в одном.
Ева удивилась:
– Эта история действительно такая древняя?
– А что тебя смущает? – не понял Мунин.
– Если убрать экзотику, похоже на теорию Бома, – ответила Ева. – Всё в одном, одно во всём… Голографическая модель Вселенной.
– Конечно, – согласилась Клара.
Мунин хлопнул себя ладонью по лбу и посетовал Одинцову:
– Вот я дурак! Я же сто лет знаю про Индру, и Ева говорила про теорию Бома, и Клара с голограммами работает… Всего-то надо было связать одно с другим и третьим!
Историк поспешил реабилитироваться. Он рассказал про китайца Сяньшоу, который открывал глубины мудрости просветлённого Будды. Рассказал про зеркальную конструкцию, где бесконечное число раз отражался бриллиант, в котором отражалась бесконечность. Рассказал, что Сяньшоу считал свою конструкцию несовершенной, потому что она отражала только миг из бесконечного движения Вселенной, – только настоящее, без прошлого и будущего…
– Умеешь удивлять, – похвалил Одинцов. – Если бы я тебя не знал, никогда не поверил бы, что у человека в голове помещается столько всего. Как ты это делаешь? Не понимаю.
Польщённый Мунин смутился.
– Тренировка. Я же, можно сказать, всю жизнь только этим… А знаете, что меня зацепило? Книжка про Древнюю Грецию. В детском доме, в библиотеке. Рваная, без обложек, просто блок страниц. Но интересная до жути. Я её прятал, чтобы не выбросили… Там была история, как знаменитый поэт Симонид выступил на большом пиру и ушёл, а в доме рухнула крыша. Пожар начался… В общем, люди погибли, много людей. Тела из-под завалов достали, но не смогли опознать. И тогда Симонид вспомнил, кто где сидел во время его выступления. Благодаря ему всех опознали. Я сперва не поверил, а потом стал тренировать память. На вещах, на людях… Меня никто не любил, я тоже никого не любил. Представлял, как все погибнут…
Он запнулся, а Клара взглянула в глаза Одинцову и спросила:
– Что теперь будет?
– Собирай вещи, бери документы… Поедешь с нами, – сказал Одинцов.
– Куда?
– В Лондон.
Ответ вырвался у Одинцова будто бы сам собой: ещё пять минут назад он даже не думал об Англии. Ева вскинула брови.
– Почему в Лондон?
Одинцов попробовал объяснить это себе и всей компании.
Путь в Россию закрыт: у Евы и Одинцова проблемы с законом, у Клары нет визы. Одинцов отправил следователям информацию про убийц Салтаханова, но неизвестно, приняли её к сведению или нет. Даже если приняли – неизвестно, сняты ли подозрения с Евы и претензии к Одинцову. Узнать об этом нет возможности: канал связи работает в одну сторону.
В Штаты лететь нельзя. Виза туда не нужна Кларе – и Еве, если она использует американский паспорт, но тогда её запросто вычислят. А с паспортом Федерации Сент-Киттс и Невис ей, как и обоим Майкельсонам, надо оформлять визу. К тому же Лайтингеру в Штатах раздолье: с таким же успехом компания может отправляться сразу к бандитам в Новую Зеландию.
Можно уехать во Францию, Испанию, куда-нибудь на Балканы – или в ту же Италию, про которую Одинцов наплёл Штольбергу. Можно вернуться в Израиль. Одинцов хотел агитировать компанию именно за этот вариант. Остальная Европа – место, где можно разве что прятаться и жить с оглядкой среди чужих людей. А в Израиле всё же есть гостеприимные темплеры, есть их служба безопасности – и есть собственный отель троицы, с которым, правда, предстоит ещё разбираться. Наконец, Израиль имеет самое непосредственное отношение к тайне камней Урим и Туммим. Её разгадка сняла бы все – или почти все проблемы…
…но вместо Израиля на язык Одинцову сам собой попросился Лондон.
– Мозг принимает решение на подсознательном уровне гораздо раньше, чем сообщает об этом сознанию, – утверждала Ева, которая долгое время сотрудничала с биологами. – Человек ещё думает над задачей, а на самом деле он уже всё придумал, просто пока не отдаёт себе в этом отчёта.
Если биологи не ошибались, то в этот раз подсознание сыграло очередную такую шутку. И, к удивлению Одинцова, его с готовностью поддержал Мунин.
Всего две недели назад историк оказался в Лондоне – у него были совсем свежие воспоминания о том, как его принимал Фонд кросс-культурных связей, как он выступил в Британской библиотеке и осматривал тамошнее хранилище. Расспрашивать новых лондонских знакомых про фамильный перстень барона Одинцова и про Джона Ди лучше было при встрече, а не по телефону. Заодно в голове Мунина снова шевельнулась мысль про Еремея Ульянова – то есть посланника британской королевы Джерома Горсея, которого Иван Грозный наградил за секретные услуги необычной книгой. Царь Иван был связан с тайной Ковчега Завета и скрижалей, а ключ к скрижалям – Урим и Туммим…
– Здесь явно что-то есть. Но тогда у меня не было времени об этом подумать, – говорил Мунин. – Зато теперь подумаем вместе.
Одинцов не хотел задерживаться в доме Клары. Девушка быстро собралась в дорогу. Сейчас она готова была ехать куда угодно, лишь бы не оставаться одной. Ева тоже не возражала против Англии – силы кончились. Её вымотало постоянное чувство опасности, она устала думать о смерти. Две недели назад почти на её глазах убили Салтаханова. За минувшую неделю не стало ещё четверых: Вейнтрауб скоропостижно умер, Штерн погиб, теперь к нему присоединились Борис и Жюстина…
– Пусть будет Лондон, – безразлично сказала Ева.
В Англию добирались через Бельгию. От Кёльна до Брюсселя компания путешествовала на автобусе: Лайтингер вполне мог отправить своих людей на железнодорожный вокзал и в аэропорт – следить за пассажирами, но ему было не по силам контролировать весь транспорт. Через три часа беглецы без помех приехали в центр Брюсселя. Там они сели на поезд, которого тоже не пришлось долго ждать. Пока Одинцов занимался билетами, Мунин изучал рекламный плакат, составленный из этикеток трёх сотен сортов бельгийского пива.
– Зависнуть бы здесь и попробовать всё, – мечтательно сказал он по-русски с таким чувством и таким выражением лица, что Клара поняла без перевода. Они с Муниным быстро притёрлись друг к другу, как будто уже давно были вместе…
…а Еву кольнуло чувство то ли ревности, то ли зависти, когда Одинцов пришёл с билетами и сказал:
