Канкун – главный курорт Мексики и один из лучших курортов мира. Если бы Одинцов действительно собирался здесь отдохнуть, «Карибская мечта» удовлетворила бы все его скромные запросы. Но задача была другой. Одинцов отведал текилы и, пообещав бармену вернуться, сходил к стойке регистрации. Молодой портье на приличном английском подробно рассказал про местные пляжи, интерактивный городской аквариум и экскурсии для туристов. Экскурсиями Одинцов интересовался больше всего.
Окунувшись в бассейн, он с удовольствием размял в воде мышцы. Для плавания здесь места не было, но для пятнадцатиминутной гимнастики под водопадом – хватило вполне. На следующем заходе в бар текила показалась ещё вкусней, чем в первый раз, особенно с учётом праздничной скидки. Одинцов взял пару бутылок светлого мексиканского пива со вставленными в горлышки узкими дольками лайма и отправился на крышу отеля. Там на террасе, среди закрывшихся на ночь цветов, он прилёг в шезлонг, определил по звёздам направление на Гавану, отсалютовал в ту сторону бутылкой пива и сделал долгий глоток за Рауля Родригеса.
Кубинец изменил его курс так же, как Вейнтрауб круто развернул Мунина. Сначала Одинцову пришлось забыть о прорыве через границу на востоке Мексики, а дальше – о том, чтобы не останавливаться. Он пытался возражать:
– Ты же сам учил: человек ничего не стоит, если не понимает, что сейчас и то самое время – одно и тоже. Сейчас то самое время, Рауль!
– Тебе надо акклиматизироваться хотя бы сутки, – сказал Родригес. – На одном дыхании, после нескольких перелётов ты не пройдёшь через границу, не льсти себе. Лучше уж сразу сдаться пограничникам, тогда хоть жив останешься… Суток мало, но это больше, чем ничего. И легенда ещё никому не мешала. Ты приехал отдыхать, пусть об этом знают. Выспись, настройся – и тогда действительно придёт то самое время. По крайней мере, у тебя будут хоть какие-то шансы.
Одинцов курил, выпуская струю дыма в тёмно-синее звёздное небо; крутил в пальцах чётки Вараксы, потягивал пиво и слушал крики попугаев, которые лениво переругивались в ночном саду. «Всё верно, – думал он, – завтра скучать не придётся – зато придётся хорошенько тряхнуть стариной. Эта ночь не в счёт: надо следующий тяжёлый день простоять и ночь продержаться».
«Всё будет так, как они придумали с Родригесом», – говорил себе Одинцов. Всё пройдёт, как по нотам, и скоро он увидится с Евой. До неё уже рукой подать.
12. Про тайны старого охотника
Вейнтрауб полюбил это ощущение в детстве.
Его отца незадолго до начала Второй мировой стал приглашать на охоту Герман Геринг. Ближайший соратник фюрера ещё не стал рейхсмаршалом, но уже был генерал-фельдмаршалом авиации и лично курировал работу секретной научной лаборатории Вейнтрауба-старшего.
Как-то раз отец взял с собой юного Хельмута. Время года было то же, что и сейчас, – конец июля или начало августа. В эту пору самцы оленей выходили к хлебным полям. Егеря примечали места, где они любят пастись, и у кромки полей сооружали лабазы – скрытые засады, шалаши на деревьях. Охотникам не было нужды бродить по лесу, царапая ветками лица и сбивая ноги, чтобы выследить зверя: им оставалось только занять место в лабазе и ждать захода солнца. Такую охоту называли курортной.
Взрослые мужчины в самом деле чувствовали себя, как на отдыхе. Вырвавшись из рутины повседневных дел и суеты городов, они млели от счастливого безделья, глубоко втягивали носом свежий сельский воздух, пронизанный запахами недальнего леса, и любовались на закат.
В отличие от взрослых юный Вейнтрауб сидел нахохленный и сердитый. Разговаривать в засаде было нельзя: у лесного зверья чуткий слух. Отец и сосед по лабазу погрузились в свои мысли, а Хельмут к ночи уже не на шутку тяготился бессмысленной тратой времени – до тех пор, пока в наступившей темноте на поле не появились олени. Этот момент он проморгал, и лишь осторожное движение отца, который начал медленно поднимать ружьё, заставило сердце юноши забиться.
Когда Вейнтрауб-младший опасливо гладил жёсткую шерсть подстреленного оленя, обрывочные впечатления от охоты соединились в одно целое. Хельмут представил себе всю неразрывную цепь событий: как егеря выслеживают оленьи пастбища; как строят лабазы, стараясь не напугать животных; как без мыла стирают одежду и выдерживают её в сене, чтобы отбить человеческий запах; как охотники перед выходом на лабаз не курят и отказывают себе даже в маленькой стопке шнапса, потому что алкоголь и табак звери чуют за километр; как мужчины, одетые в пахнущие лугом костюмы, занимают места в засадах и караулят добычу – с виду они расслаблены, однако готовы мгновенно собраться и пустить в ход оружие, чтобы не оставить жертве ни единого шанса на спасение…
Охота с её безупречным, осмысленным совершенством вызвала тогда у Хельмута ни с чем не сравнимый восторг. Желание вновь испытать это упоительное чувство снова и снова тянуло его в поля. Подъём охватывал юного Вейнтрауба ещё накануне; вдали от города ощущения становились всё сильнее – и достигали наивысшей точки в финале, когда олень выходил к нужному месту, чтобы сделаться охотничьим трофеем.
Этот восторг не оставлял Хельмута и позже. Сделавшись студентом, он стал работать в отцовской лаборатории. Физики под крылом института «Аненербе» пытались победить гравитацию и добывать энергию из пространства. Продуманная подготовка каждого шага и ювелирная техника экспериментов вели Вейнтрауба-старшего к закономерному успеху. Хельмут наслаждался, хотя и понимал, что ему в этой великолепной картине отведена лишь скромная роль ассистента: в отличие от отца, он не был выдающимся учёным…
…зато неожиданно для себя и окружающих оказался выдающимся бизнесменом. Под самый конец войны в лабораторию под Берлином угодила бомба; отец погиб, а младшего Вейнтрауба американцы эвакуировали в Штаты. Там он пустил в оборот родительские деньги, стал затевать один коммерческий проект за другим, и все они оказывались успешными, поскольку были организованы, как охота – с тщательной подготовкой и последовательным воплощением.
Восторг нарастал по мере того, как Хельмут подчинял себе людей и обстоятельства. Он подолгу складывал сложные, но изящные комбинации, учитывая каждую мелочь, продумывая каждое движение бесчисленных составляющих, чутко реагируя на изменения обстановки… А заканчивалось всё и всегда одинаково: Хельмут Вейнтрауб бил без промаха, и очередной трофей пополнял его коллекцию.
Теперь старик подошёл к вершине своей охотничьей карьеры. Главной добычей за почти столетнюю жизнь должен был стать Ковчег Завета. Несколько месяцев назад головокружительная интрига привела к тому, что на Вейнтрауба работала Ева со своими компаньонами – Одинцовым и Муниным. Казалось, эта троица неизбежно принесёт ему древнюю святыню. Но старик просчитался, и Ковчег не попал к нему в руки.
Такой тяжёлый удар мог сломать кого угодно – кроме Вейнтрауба. Вскоре после того, как ему сообщили о передаче Ковчега мировому сообществу, старик уже пришёл в себя. Он понял: обретение золотого сундука со скрижалями Завета – это не конец, а самый разгар большой охоты. Понял потому, что знал то, чего не знал больше никто в мире. Никто из миллиардов людей на планете. Ни одна живая душа, кроме него.
