– У меня в комнатах зеркала закрыли, – сказала за обедом Ева.
Оказалось, апартаменты Мунина и Жюстины горничные тоже не обошли вниманием.
– Суеверие, – заявил Одинцов. – Зеркало – это канал в потусторонний мир, и душа умершего может сквозь него попасть раньше времени куда не надо.
Мунин возразил:
– Необязательно. Вообще у любого суеверия есть прагматический смысл, просто в разных культурах он разный. Некоторые считают, что зеркало просто отвлекает людей от скорби. Некоторые опасаются нарушить заповедь…
– Какую? – не поняла Ева.
– В доме покойника принято молиться, – объяснил Мунин. – Если ты случайно прочтёшь молитву перед зеркалом, получится, что ты молишься своему отражению. Грех большой.
Одинцов повернулся к Еве.
– Вот! А ты меня заставляла дома везде зеркала вешать. Слышала, что тебе целый эксперт Фонда Вейнтрауба говорит?! Язычница!
Ева презрительно фыркнула. Жюстина почувствовала оживление за столом и решила использовать момент, чтобы подобраться к продолжению исследований.
– Знаете, когда началась эра язычества? – спросила она. – Когда Зевс овладел Ледой. Идея о том, что человек может вступить в физическую связь с богом, замечательно характеризует представления древних. Обратите внимание: Леда не поднимается до уровня божества, она ведёт себя, как обычная женщина. Позволяет себя соблазнить, отдаётся и рожает. Зато бог перестаёт быть сверхъестественным и неосязаемым. Он переживает вполне земную, человеческую страсть, и…
Одинцов перебил:
– Почему человеческую, если он птица? Ты же про картину говоришь, которую мы в хранилище видели. Леонардо да Винчи, правильно? Древний харассмент. Леду домогается лебедь. Там ещё рядом с ними дети какие-то ползают.
– Какие-то! – Мунин закатил глаза. – Не какие-то, а очень важные. Леда родила от Зевса двух мальчиков и двух девочек. Одна девочка – будущая Елена Прекрасная. Из-за неё началась Троянская война.
– Спасибо. – Жюстина кивнула историку и сказала Одинцову: – «Леда и лебедь» – это не просто картина. Это аллегория воплощения божественного плана истории.
– А если не так сложно? – Одинцов подпёр подбородок здоровой рукой. – Я же в школу ходил, только чтобы от дождя прятаться.
– Старая шутка. Не будь клоуном, – посоветовала Ева.
– Ты про Уильяма Йейтса тоже не слышал? – спросила Жюстина.
– Про Йейтса слышал. Он розенкрейцером был.
– В первую очередь он был поэтом и лауреатом Нобелевской премии, – сказала Ева, и Жюстина продолжила:
– Это Йейтс говорил о возникновении язычества в тот момент, когда Леда отдалась лебедю… Вернее, в тот момент, когда люди стали поклоняться богу, который может вступать в плотские отношения, как обычное земное существо. Такой бог – уже не бог в полноценном смысле. Зато Леда кроме оргазма испытала божественное откровение и смогла предвидеть рождение Елены и судьбу Трои.
Одинцов изогнул бровь.
– Повезло девушке… Оргазм и божественный план… То есть всё было решено заранее? И от людей в Троянской войне ничего не зависело… Кто там был? Одиссей, Ахилл…
– Парис, Менелай, Агамемнон, Гектор, – с готовностью подхватил Мунин. – Нестор, два Аякса, Филоктет…
Одинцов махнул рукой.
– Хватит! Надо в хранилище сходить, рассмотреть картину хорошенько.
– Хранилище закрыто, – сообщила Жюстина и передала троице то, что узнала от Штерна. Сам Штерн появился в столовой под конец её рассказа.
– Мадам де Габриак, – сказал он, – возникла неожиданная проблема. Прошу вас идти со мной.
– Как будто раньше проблем не было, – заметил Одинцов, когда Жюстина и Штерн вышли. – Интересно, что на этот раз…
Войдя в гостиную, Жюстина увидела мужчину лет сорока с надменным лицом. Судя по ровному золотистому загару и выгоревшим волосам, он много времени проводил на солнце. Гость был одет просто – в свободную светлую рубашку и джинсы, – но винтажные, явно ручной работы туфли позволяли предположить, что это напускная простота. Жюстина утвердилась в своей догадке, заметив на запястье мужчины часы из последней коллекции знаменитого бренда. Циферблат, усыпанный бриллиантами, плохо сочетался с ковбойским видом, зато соответствовал золотому перстню с крупным сверкающим камнем, который украшал мизинец.
Мужчина вальяжно расположился в большом кресле. Сбоку от него на диване в напряжённой позе застыл человек неопределённого возраста. При взгляде на его кислую физиономию, старомодный кожаный атташе-кейс у ног и наглухо застёгнутый костюм Жюстина решила, что это юрист, – и не ошиблась.
Странную пару сопровождали два телохранителя-бодибилдера. Один переминался с ноги на ногу у входа в гостиную; другой, убрав руки за спину, набычился рядом с диваном. Переразвитые мышцы телохранителей, обтянутые футболками, походили на толстые немецкие колбасы, а экзотическая внешность выдавала уроженцев Полинезии. Их лица и руки были почти сплошь покрыты затейливыми татуировками, которые делали смуглую кожу почти чёрной.
При виде Жюстины загорелый гость неторопливо встал. Он оказался плечистым и довольно высоким.
Штерн тоже расправил плечи, приосанился и сухо сказал Жюстине:
– Вынужден представить вам Генриха Лайтингера. К сожалению, это внук мистера Вейнтрауба.
– Единственный внук, – ухмыльнулся Лайтингер. Ухмылка тоже выглядела надменной. – Единственный любимый внук. И единственный законный наследник.
– Мистер Вейнтрауб терпеть его не мог, запретил носить свою фамилию и велел даже на порог не пускать. Мои люди об этом знают, но он прошёл с полицейскими, – сказал Штерн.
Лайтингер передразнил его:
– Мои люди, мои люди… Ты и твои люди были людьми моего деда! До тех пор, пока он вам платил. А теперь деда нет, денег нет и тебя с твоими людьми тоже нет. Я расторгаю все ваши контракты… Займёшься этим сегодня же! – бросил он юристу и снова взглянул на Штерна: – Скажи всем, чтобы собирали вещи. Ты вылетишь отсюда первым.
– Мистер Штерн, может быть, вы меня всё же представите? – спросила Жюстина, и Штерн уже хотел исправить свою оплошность, но Лайтингер опередил его:
– Я знаю, кто вы, миссис де Габриак. Полицейские рассказали. Правда, я не понял, что здесь делает президент Интерпола. Или дед умер не сам? Ему помогли, а вы расследуете убийство?
– Президент Интерпола не расследует убийства, – сказала Жюстина. – Вы, по всей видимости, приехали издалека?
– Из чёртова далека! Прилетел из Новой Зеландии. Лучшее место в мире. Сёрфинг, дайвинг…
– Значит, вы ещё не знаете, что мистер Вейнтрауб учредил собственный Фонд и доверил мне его возглавить.
Лайтингер с прищуром посмотрел на Жюстину.
– А-а… То есть вы уже не работаете в Интерполе?
