Одинцов смотрел на тлеющий в сумерках огонёк сигареты и дым, который сносило дуновением океанского бриза. Он думал о том, как последовательно старик выполнял наказ Джона Рокфеллера – не бояться больших расходов, а бояться маленьких доходов. Расходы выражались семизначным числом, и Вейнтрауб собирался с лихвой окупить инвестиции. Окончательно раскрытая тайна Ковчега позволяла это сделать.
Снабдить троицу новыми документами – жест щедрый и дальновидный. В путешествиях под новыми именами Одинцов, Ева и Мунин становились невидимками для поиска по базам данных, для пограничников и полиции, но для сотрудников Вейнтрауба не составляло труда за ними следить. В любой момент Штерн с другими посвящёнными могли раскрыть инкогнито троицы. Вот почему секретарь Вейнтрауба был уверен, что сумеет убедить их продолжать исследования. Чем не шантаж, когда и шантажировать не надо? Достаточно намекнуть, что паспорт может быть обнулён так же молниеносно, как выдан, а нелегала без паспорта немедленно арестуют в любой уважающей себя стране…
Одинцов усмехнулся при мысли о предусмотрительности старика. Для оформления документов нужны фотографии, анкеты, образцы подписей и тому подобное. Похоже, игра с новыми биографиями началась ещё весной. Удобнее всего было подготовить всё необходимое, когда Одинцов, Ева и Мунин попали к Вейнтраубу в руки. А теперь он узнал, что троица опять зашевелилась, и привёл в действие механизм, который держал наготове, чтобы через несколько дней получить паспорта с остальным антуражем. Очень дальновидно!
Перед ужином Штерн подтвердил мысли Одинцова и признался:
– Только водительских лицензий нет. Сперва забыли, а потом не успели.
В паспортах у Одинцова и Мунина значилась одна и та же фамилия – Майкельсон.
– Это ещё зачем? – спросил Одинцов.
– Номера паспортов идут подряд, – сказал Штерн. – Значит, вы получали их одновременно. Путешествовать вы будете вместе. Логично, если вы отец и сын: это вызовет меньше подозрений. Или вы хотите, чтобы вас принимали за любовников?
Одинцов и Мунин переглянулись.
– Чёрт знает что такое, – пробурчал Одинцов. – Папа Карло и его еврейский сынишка Конрад… Конрад Карлович Михельсон… Вы издеваетесь?!
Дело было не в именах, которые напоминали про персонажей известных русских книг. Для вечного холостяка Одинцова и круглого сироты Мунина роли отца и сына обещали стать серьёзным испытанием. Но Вейнтрауба со Штерном, похоже, такие психологические тонкости не интересовали. Ева тоже обратила внимание только на безупречную логику. Она говорила о другом:
– Старый Хельмут верил в нас. И я верю, что мы сможем выяснить, как Урим и Туммим коммуницировали с Ковчегом… Чёрт возьми, мы можем хотя бы попробовать это сделать! Мы должны попробовать! Весь мир зависит от того, получится у нас или нет, понимаете?.. Мы обязаны! Если мы не используем любую, даже самую маленькую возможность, я… – Ева оглядела Одинцова и Мунина. – Я перестану вас уважать. Слышите, вы, мужчины?!
Штерну и Жюстине уговаривать никого уже не пришлось.
Мунин был намерен в любом случае заниматься тайной Ковчега дальше – в одиночку или в компании Одинцова с Евой. Урим и Туммим его только подстегнули.
Одинцов не прекословил Еве, однако уважение тут было ни при чём. Хотят его компаньоны решать древние загадки? На здоровье. Вряд ли он сможет помочь мозгами – этого добра у Евы с Муниным и без него хватает. Но парочка не только умные мысли генерирует: она и проблемы создаёт одну за другой. Задача Одинцова – защищать обоих, чтобы по возможности не отвлекались и жили спокойно. А там, быть может, Урим и Туммим действительно раскроют свой секрет, или учёные без них сумеют найти подход к Ковчегу, и тогда задача Вейнтрауба перестанет существовать сама собой…
В любом случае надо было как можно скорее выцарапать у Бориса запись убийства Салтаханова, чтобы понять, наконец, кто может угрожать Еве, и нейтрализовать угрозу.
Жюстина как директор Фонда не возражала против отъезда сотрудников.
– Работайте, где вам удобнее, – сказала она. – Наш учредитель считал, что вами бесполезно управлять, и я с ним согласна. Надо помогать и подстраиваться… О’кей! К тому же в ближайшее время здесь вам будет совсем не до работы, а мне не до вас. Сперва похороны, потом всё-таки надо начать пиар-кампанию Фонда. И ещё этот внук…
– Мистер Вейнтрауб считал Генриха подонком, – сказал Штерн. – Я знаю его с детства и могу подтвердить: мистер Вейнтрауб не ошибался в людях.
– Такие умеют портить кровь. – Жюстина вздохнула. – Впереди у нас как минимум череда судебных исков, а это надолго.
– Попробует отсудить дом? – предположил Мунин.
– Если бы только дом… Мистер Вейнтрауб оставил Фонду всё своё состояние, – сказала Жюстина, и Одинцов присвистнул. – Вот именно. Когда-то старик Хилтон сделал то же самое. Он всю жизнь создавал сеть отелей, а незадолго до смерти продал, и все деньги от продажи передал на благотворительность. Денег там было на порядок меньше, зато наследников на порядок больше. Они судились лет десять, чтобы оспорить завещание.
– И как, успешно? – спросил Одинцов.
– Кое-что смогли отсудить. На хлеб с маслом хватило.
Мунина деньги не интересовали.
– А что будет с коллекцией? – спросил он. – И когда всё-таки вы откроете хранилище?
Жюстина развела руками.
– Если не найдутся коды разблокировки, очевидно, хранилище можно будет вскрыть по решению суда. С полицией, понятыми и так далее. Слухов про коллекцию много; можно сказать, все про неё знают, и внук не исключение. Но никому, кроме нас, точно не известно – какие экспонаты на самом деле собрал Вейнтрауб. Даже если их страховая оценка не превысит состояние нашего учредителя, – она окажется с ним сопоставима. Лайтингер потребует арестовать коллекцию и будет за неё судиться. Если так, тем лучше: нам это только на руку. Сделаем вскрытие хранилища и суды стержнем пиар-кампании, оповестим о сокровищах Вейнтрауба весь мир, начнём переговоры о выставках с Лувром, Эрмитажем, Уффици… Такой встряски у музейщиков не было за всю историю, уж поверьте. Изолировать коллекцию они не позволят. Лайтингеру придётся воевать со всем культурным сообществом, да и с политиками тоже. Понятно, что он проиграет, – никакие адвокаты не помогут. А в надёжной охране можете не сомневаться. И камни всегда будут для вас доступны.
За ужином Ева с Муниным сцепились в споре.
Ева предлагала соединить усилия историка и математика, чтобы представить себе людей, которые три тысячи лет назад использовали Урим и Туммим. Это позволит создать математическую модель их поведения, говорила она, и путём расчётов предсказать человеческие действия – как вперёд по хронологии, так и назад. После отладки модель сможет уверенно предсказывать любое известное событие, то есть предсказания неизвестных событий тоже будут справедливы. Останется только распространить расчёты на Зубакина с его предшественниками и последователями. Хотя вполне возможно, что коммуникацию между камнями и Ковчегом удастся разгадать даже раньше.
