Мунин, которого поддерживала Жюстина, энергично возражал.
– Ты хочешь математизировать историю и культуру! – горячился он. – Но их можно только оцифровать, и то лишь в материальной части. А описать строгими формулами не получится ни живопись, ни литературу, ни – в конце концов! – человеческие поступки, которые формируют историю… В том и суть, что они слишком непредсказуемы. Они иррациональны, как твоё любимое число «пи»! Поверить алгеброй гармонию не-воз-мож-но!
Взволнованный историк затруднился с точным переводом цитаты из Пушкина, но смысл донёс. Он говорил о широком поле непредсказуемости, в котором существует любой человек, – особенно тот, кто занимается творчеством. Даже у древнего крестьянина или скотовода всегда был выбор, говорил Мунин, не говоря уже про писателей, художников и царей. Юлий Цезарь мог остановиться у пограничной реки Рубикон и распустить армию, как полагалось, а он перешёл со своими легионами на другой берег – и сделался единовластным правителем Рима. Леонардо мог написать Леду с лебедем на пурпурном брачном ложе, как Микеланджело, а написал на пасторальном фоне в окружении детей… В поле непредсказуемости лежат бессчётные пути, которые в конечном итоге определяют разницу между наукой и техникой, говорил историк.
– Наука и техника – это практически одно и то же, – говорила Ева, но Мунин возражал:
– Нет, нет и нет! Это не одно и то же. Это даже не синонимы. Потому что техника логическим путём развивает то, что уже создано наукой. Техника предсказуема. Вспомни писателей… ну, например, Жюля Верна, Артура Кларка или Айзека Азимова. Ивана Беляева ты не знаешь… Их называют гениальными предсказателями, потому что в своих романах они описывали то, что учёные изобрели только через многие десятки лет. Но на самом деле это были не предсказания, а логическое развитие исходных данных, которые писателям предоставляла современная наука. Это такое…
Мунин, как совсем недавно Вейнтрауб, попытался пальцами показать, будто тянет длинную нить, и Ева подсказала:
– Линейный процесс?
– Да, развитие техники – это линейный процесс. Берут старое, достраивают в предсказуемом направлении – получается новое. А развитие науки – это неразрывное переплетение и постоянное взаимное влияние предсказуемых процессов – и непредсказуемых процессов. Случайный взрыв и внезапный вихрь!
Одинцову нечего было прибавить к заумному разговору. Поэтому он захватил в баре стакан любимого напитка и в наступившей темноте, которую разгоняли светом декоративные фонарики, ушёл по лужайке к берегу залива. Там Одинцов собирался выкурить под виски пару вечерних сигарет и всё же купить что-нибудь через виртуальный магазин по корпоративной карте Сергеича – с таким расчётом, чтобы покупка выглядела сделанной в Мексике и была доставлена по мексиканскому адресу.
Раздумывая, кого и чем осчастливить, Одинцов взялся за настройку электронной почты в смартфоне. За последнее время он сменил несколько гаджетов, и почта ему была не нужна, но тут предстояло при заказе указать электронный адрес.
Одинцов не ждал писем, а фильтры спама использовал самые суровые. Тем удивительнее было увидеть среди нескольких банковских уведомлений сообщение с неизвестного адреса.
Содержание письма Одинцова ошарашило.
25. Про «Титаник», дядю и тётю
Мунин всё не унимался и продолжал с жаром красноречиво растолковывать Еве свою мысль.
– Вот смотри. Есть библейская фраза: «Не хлебом единым жив человек», – говорил он. – У нас её используют даже те, кто не знает, откуда она взялась… У вас тоже? Вот видишь… Самый простой смысл: человеку нужна не только еда для тела, но и духовная пища. А на самом деле смысл в том, что кроме обязательного хлеба у каждого есть выбор из множества возможностей. Почему одного презирают, а другого объявляют святым? Потому что заслужили! Первый выбрал грех, а второй выбрал добродетель. Если бы выбора не было, каждый прошёл бы по единственному пути. Никакой заслуги в этом нет, презирать или прославлять не за что. Но в поле возможностей выбор есть всегда. И заслуга человека – как раз в том, что он выбрал. Люди с момента своего появления на земле постоянно выбирают одну из многих возможностей. А в результате складывается история человечества…
Историк нервно расхаживал по гостиной перед Евой, которая живописно полулежала на диване с бокалом вина, вытянув бесконечные ноги.
– Ты знаешь принцип неопределённости Гейзенберга? – спросила она. – Нет?.. Если совсем просто, это значит, что чем больше внимания ты даёшь одной вещи…
– Не даёшь, а уделяешь, – поправил Мунин. – По-русски внимание уделяют.
– Хорошо, чем больше внимания ты уделяешь одной вещи, тем меньше внимания ты уделяешь всему остальному. Про феномен Баадера – Майнхоф ты не слышал тоже?
– Это, по-моему, что-то вроде закона Бойля – Мариотта, – пробормотал Мунин, который плавал в точных науках.
– Ха! – Ева развеселилась и со всегдашним удовольствием просветила своего коллегу.
Жил в Германии такой террорист по фамилии Баадер. За свои преступления он сел в тюрьму, но его со стрельбой освободили другие террористы во главе с женщиной по фамилии Майнхоф. Они стали любовниками и несколько лет грабили банки, убивали людей… В общем, ужас. Наконец, их поймали, судили, и оба умерли в тюрьме. Это было в семидесятых. А через двадцать лет про банду Баадера – Майнхоф рассказали на какой-то американской радиостанции. То ли сочетание фамилий звучало непривычно и привлекало внимание, то ли рассказ был слишком хорош, но парочку стали обсуждать тут и там. А в результате многие слушатели пожаловались, что в последнее время слишком часто слышат об этих террористах. Психологи назвали такое искажение сознания иллюзией частотности, а потом присвоили феномену имена бандитов.
– Баадер и Майнхоф не учёные, – говорила Ева, – это кровавые гангстеры. Их помнят только из-за иллюзии частотности. Например, ты узнал слово. Тебе начинает казаться, что его все часто говорят. Хотя просто раньше ты его не знал. Слышал, но не давал… не уделял внимания. Это феномен Баадера – Майнхоф. Ты раньше не знал про Федерацию Сент-Киттс и Невис. Теперь узнал. Когда слышишь название один раз и два, мозг принимает это как начало системы. Тебе начинает казаться, что теперь все говорят про Сент-Киттс… О’кей, русские случайно слышат, как американец говорит: «Россия», и думают, что американцы говорят про Россию всё время. Иди в Майами, спроси кого хочешь. Никто не знает, где Россия. Никто не говорит про Россию, кроме богатых русских, которые живут в Майами. Но ты думаешь, что все говорят. Это феномен Баадера – Майнхоф.
Мунин смотрел на Еву исподлобья.
– И что?
Тут в гостиной появился Одинцов. Он скользнул взглядом по компаньонам и опустился в кресло. Ева бросила ему:
– Я уже думала, тебя русалки украли в океан, – и продолжила вразумлять Мунина.
Она говорила, что подсознание умеет обманывать. Оно использует два когнитивных искажения, связанных с особенностями человеческой психики. Первое – это селективное внимание. Из огромного потока информации подсознание выхватывает маленький кусочек. Он такой же, как другие, но для тебя становится особенным. И тут подсознание использует второе когнитивное искажение. Большинство людей консервативны. Человек очень не любит, когда его точка зрения оказывается ошибочной. Поэтому подсознание тебе подыгрывает. Убеждает в том, что выбранный информационный объект – особенный, и к нему приковано всеобщее внимание.
