– Вот твой выбор, – сказала она. – Два когнитивных искажения. Два трюка разума. Феномен Баадера – Майнхоф.
– Ты меня запутала, – признался Мунин, а Ева наконец обратила внимание на странное выражение лица Одинцова и спросила:
– Что-то случилось?
– Как сказать, – ответил Одинцов. – Принимайте в семью… братья и сéстры.
Мунин зыркнул на него с подозрением.
– Репетируете папу Карло?
– Привыкаю. Получил результаты анализа ДНК. Можете поздравить: я тоже ваш родственник.
– Да ладно! – чужим голосом сказала Ева с невесть откуда взявшейся интонацией базарной бабы и рывком села на диване. – А я-то думаю, чего меня к тебе тянет… братик!
– Хреновая шутка, – откликнулся Одинцов. – Полный бред. А Вейнтрауба нет и спросить не у кого. Надо клинику брать за кадык.
Ева поднялась и пошла к нему, приговаривая:
– Насчёт инцеста можешь не переживать. В третьем поколении это уже не грех и безопасно для генетики. У нас точно разные бабушки… Покажи, что тебе прислали.
– Нá, смотри. – Одинцов передал ей смартфон. – У меня от родственников секретов нет.
– Враньё это всё, – заявил Мунин. – Просто Вейнтрауб нас потроллил. Отомстил за то, что без Ковчега остался. Мы же анализы сдавали два месяца назад, больше даже. Откуда он мог знать, как всё будет?
– Посмотри свою программу, – велела ему Ева.
Мунин послушно вытащил из кармана смартфон, потыкал в экран и удивлённо хмыкнул.
– У меня данные обновились. Теперь здесь два ближайших родственника. Вы оба.
– Значит, программа срабатывает, когда мы к ней обращаемся, – задумчиво сказала Ева. – Вводим сырые данные, она каждый раз их заново сравнивает с базой и даёт результат… Слишком сложно для шутки. А результаты похожи на правду.
Одинцов и думать забыл, что в госпитале за компанию с Муниным отправил слюну на анализ в две клиники. Результаты ему прислали в тот же день, что и Мунину, только Одинцов уже был в дороге и почту не проверял. Собственно, к интерпретации анализа претензий у него не было: вся родня – северные славяне со скандинавами, остальное на уровне статистической погрешности…
Мунин вынес вердикт:
– Викинг! Хотя в вашем случае, учитывая многие нюансы, лучше сказать – русь.
– Понятное дело, вопросов нет, – сказал Одинцов. – Но каким тогда боком вас ко мне пристегнули?
– Может, всё-таки тебя к нам? – Ева вернула ему смартфон, и Одинцов пробурчал:
– Друзей твоих надо тряхнуть… которые люди в белых халатах…
– Не успеем, – сказал Мунин, и Ева подтвердила:
– Далеко. Наша лаборатория и клиника в Хьюстоне, штат Техас. А мы завтра летим в Израиль. У тебя же есть ответ оттуда? Там всё рядом. Сходишь в клинику и попросишь объяснений.
– Завтра, завтра… – пробурчал Одинцов. – Штерн, конечно, спит?
– Спит, – сказала Ева. – Нам тоже пора, день тяжёлый будет. Мне тебя ждать, родственник?
Одинцов взглянул в её смеющиеся глаза, и семь вздохов для принятия решения ему не понадобились.
Штерн был призван к ответу перед ранним завтраком, но не рассказал ничего внятного про генетический анализ.
– Мистер Вейнтрауб посвящал меня далеко не во все свои дела, – твердил он, и Одинцову пришлось отступить…
…а Штерн объявил троице, что в Израиле их будут встречать; посетовал на то, что не сможет проводить гостей лично, и куда-то умчался.
За завтраком Жюстина, поднаторевшая в официальных церемониях, произнесла патетичную напутственную речь. Правда, она быстро сменила тон и уже по-человечески призналась, как трудно начинать работу Фонда с похорон и противостояния с Лайтингером. Сказала, что ей будет очень не хватать поддержки трёх друзей, но…
– Вам предстоит решить намного более важную и сложную задачу. Учредитель Фонда был уверен в вашем успехе. Я тоже уверена. Для успеха у вас есть всё. Только – простите за такое сравнение! – у пассажиров «Титаника» тоже было всё. Головокружительные планы, деньги, слава… здоровье, в конце концов. Им не хватило одного: удачи. Я очень желаю вам удачи, друзья мои. Если от меня понадобится любая помощь, обращайтесь без колебаний.
«Роллс-ройс» миновал полицейские кордоны на выезде с виллы и в считаные минуты домчал путешественников к аэропорту Майами. Приехать надо было загодя: единственный прямой рейс в Израиль выполняла израильская авиакомпания «Эль-Аль», и агенты собственной службы безопасности компании перед регистрацией беседовали с каждым пассажиром. На это уходило много времени.
– У них всегда так, – сказал Одинцов. – Называется интервью. На любом рейсе. Зато с шестьдесят восьмого года израильский самолёт ни разу не угоняли. Работают супер, приятно посмотреть. Самая безопасная компания в мире… Сервис у них, правда, паршивый, – добавил он, – как и вообще сервис в Израиле, но безопасность на высоте.
– Ты с ними уже летал? – спросила Ева и, когда Одинцов угукнул, помянув свои путешествия с Вараксой, сказала: – Смотри, не проболтайся. У них в базе не может быть Майкельсона. Ты никогда не был в Израиле!
Одинцов снова восхитился сообразительностью Евы, хотя для профессионала её предупреждение было лишним. Зато Мунину не мешало напомнить, что он – не знаменитый историк, а Конрад Майкельсон, простой парнишка с Карибских островов, и путешествует в компании отца с его подругой. Ева тоже летела с новым паспортом.
Лентами на столбиках израильтяне отгородили в зоне регистрации площадку, где за миниатюрными высокими трибунами агенты «Эль-Аль» в строгих костюмах разговаривали с пассажирами – один на один.
– Держимся свободно, идём все вместе, – тихо скомандовал Одинцов, первым пересёк линию ограждения и уже в голос обратился к молодому агенту: – Здравствуйте! Мы вместе летим. Мы семья.
– Но это ещё не точно, – подхватывая игру, с томной улыбкой сказала Ева. – Не торопи события, Карл!
Агент устоял под её взглядом с поволокой. Выражение его лица оставалось бесстрастным, пока он просматривал паспорта Федерации Сент-Киттс и сличал фотографии с владельцами.
– Что с вашей рукой, мистер Майкельсон? – спросил агент.
Раны на Одинцове заживали, как на собаке. Врач перед выездом разрешил оставить только тугую повязку, но Одинцов рассудил, что рука на перевязи образу не помешает, а на вопрос ответил, как и коронеру:
– Неудачно искупался.
– Потому что мы в Штатах, а не дома, – вступил Мунин. – Там была табличка, что купаться нельзя.
Одинцов мысленно похвалил историка за находчивость и по-отечески ласково сказал:
– Конни, сынок, постарайся хотя бы две недели не расстраивать папу.
Щёки Мунина мгновенно залились краской. Сынком его ещё никто никогда не называл. Впрочем, румянец выглядел органично: агент «Эль-Аль», по всей видимости, списал его на внутрисемейные сложности и продолжил расспрашивать.
