Мунин залпом осушил бокал и потребовал налить ещё.
– Варианта два, – сказал он. – Либо меня нарочно бросили, чтобы никогда не искать, и чтобы даже следов никаких не было. Подберут добрые люди – хорошо, а сдохну – туда мне и дорога. Это первый вариант. И на хрена мне таких родителей искать? А второй вариант – они умерли, погибли, не знаю… Раньше, позже – какая разница? Главное, их больше нет на свете. Искать некого.
От нервного напряжения историк быстро захмелел и, похоже, потерял интерес к рассказу.
– Вот и всё, собственно. Решил я больше поисками не заниматься. Что так, что эдак – у меня никого нет.
– Мы есть, – помолчав, сказал Одинцов.
Мунин бросил на него осоловелый взгляд.
– Да враньё вся эта экспертиза, вы же сами говорили… А я про настоящую родню. Про отца, про мать… В крайнем случае про дядю с тётей или бабушку с дедушкой…
– На бабушку с дедушкой мы с Евой не тянем, это точно, – согласился Одинцов. – На отца и мать тоже. А на дядю с тётей – вполне.
Ева снова ткнула его в бок.
– Дядя! Дай мальчику отдохнуть.
26. Про стрельбу из-за горы и нежданную встречу
Насчёт еврейского сервиса Одинцов оказался прав: даже в бизнес-классе пассажиров кормили так себе. После обеда, когда стюардессы разносили кофе, Мунин попросил сливок, но и тут его ждало разочарование.
– У них всё кошерное, – сказал Одинцов. – Мясное с молочным смешивать нельзя. Дадут они сливок, а вдруг ты за обедом колбаски навернул?.. Братья о тебе заботятся, чтобы не оскоромился случайно. Цени!
Преимущества бизнес-класса сказались, когда сытую компанию сморил сон. Расстояние между рядами кресел было достаточным для того, чтобы даже Ева смогла свободно вытянуть свои длиннющие ноги. Голова её покоилась на плече Одинцова, который тоже вздремнул вполглаза. После пробуждения всем пригодились зубные щётки с пастой, и протрезвевший Мунин сменил гнев на милость: конечно, не первый класс, но – неплохо, неплохо.
– Как дальше жить будем? – спросил Одинцов.
– Счастливо, – тут же ответила Ева. – Особенно если ты на каждом шагу не будешь спорить.
– И особенно когда разговор идёт на специфические темы, – добавил Мунин.
– Э-э, братцы, – обиженно протянул Одинцов, – да вы, похоже, так ничего и не поняли… Я же вас не просто так шпыняю! Вы злитесь, активизируетесь, и головы у вас лучше работают.
Историк возразил:
– Головы у нас и так в порядке. Нам бы лучше не отвлекаться.
– Добро, – сказал Одинцов. – Представь, что у тебя есть пушка. Перед тобой гора. Тебе надо попасть в цель, которая расположена за горой. Ты её не видишь. Как быть?
– Можно рассчитать траекторию снаряда, – сказала Ева; Мунин предусмотрительно промолчал.
– Как ты её рассчитаешь, если неизвестно, куда стрелять? Я же сказал, что цель за горой, но не сказал, где… Есть мысли?.. Нет?.. А всё просто. Я остаюсь возле пушки, а вы отправляетесь на новые позиции далеко в стороны. Ты направо, ты налево. Теперь у нас есть две новые точки зрения взамен одной слепой. Вы видите, что происходит за горой, видите цель. Каждый передаёт мне направление на неё, и остаётся только выстрелить в точку, где эти направления пересекаются. Бабах! – цель поражена, боевая задача выполнена.
– Я имел в виду, что вы спорите, даже когда речь заходит на узкоспециальные темы, – промямлил Мунин.
– И правильно делаю, – сказал Одинцов. – Потому что результат обеспечивает именно разница позиций. Если бы наши точки зрения совпадали, в них не было бы никакого смысла. Мы трое были бы не нужны. В том и прелесть, что мы смотрим с разных точек зрения. И поэтому есть шанс попасть в цель за горой… В общем, простите, конечно, только я вас шпынял и шпынять буду. А теперь повторяю вопрос: как жить дальше?
За оставшееся время полёта троица успела снова вкусить скудных плодов израильской кулинарии, ещё разок вздремнуть – и наметить примерный план действий в Израиле. Правда, этот план с самого начала пришлось корректировать.
В аэропорту «Бен-Гурион» компания долго топталась в духоте переполненной зоны прилёта перед паспортным контролем. Пограничники работали медленно.
– Тоже на психику давят? – предположил Мунин. – Ждут, что у террористов нервы не выдержат и они себя выдадут?
– Чёрт их знает. По-моему, обычный бардак, – проворчал Одинцов. – Или не выспались просто.
Из Штатов троица вылетела в полдень; теперь там была полночь, а в Израиле – уже семь утра.
– Это хорошо, – говорила Ева, – целый день впереди.
Когда контроль был пройден, троица направилась к выходу из аэропорта. «Бен-Гурион» расположен между Иерусалимом и Тель-Авивом. Одинцов планировал отправиться не в тот отель, который Штерн забронировал в Тель-Авиве, а в Иерусалим; снять гостиницу неподалёку от Старого города и там уже решить, как подобраться к Борису. Бывший муж Евы должен был выступать на конференции в Иерусалиме, и его, по всей видимости, продолжали стеречь охранники, приставленные Вейнтраубом. По ходу дела Одинцов собирался навестить иерусалимскую генетическую клинику, чтобы разобраться в результатах анализа ДНК. Тем временем Еве и Мунину предстояло поломать головы над секретом Зубакина и древних камней.
– Genius loci, – многозначительно говорил историк. – Гений места, здешний дух. Всё начиналось в Иерусалиме. Ковчег отсюда, Урим и Туммим отсюда… Точно вам говорю, нам поможет гений места!
– А вот и он по нашу душу. – Одинцов указал компаньонам на невысокого толстячка с плакатом «2 Michaelson 2». – Милая, по-моему, тебе здесь рады меньше, чем нам…
Отчего-то Еву на плакате не упомянули, но толстячок обрадовался всей троице и, когда гости подошли, проводил их на парковку к белому микроавтобусу с занавесками на окнах.
– Прошу садиться, – сказал толстячок, – я погружу чемоданы.
Он откатил зарокотавшую пассажирскую дверь, и знакомый бархатный голос произнёс из салона традиционное местное:
– Шалом!
В салоне путешественники с удивлением увидели Штерна. Он по обыкновению был одет в костюм, но не плотный тёмный, а лёгкий светлый. Привычка – вторая натура, хотя и малопригодная для Израиля: несмотря на утреннее время, здесь уже становилось жарко.
– Как долетели? – осведомился Штерн.
– Прекрасно, – ответила Ева. – Зря вы не составили нам компанию.
– Почему надо было лететь порознь? – спросил Одинцов.
Со Штерном они расстались вчера утром в Майами. Выходит, он стартовал немногим раньше троицы на частном самолёте, поскольку добрался до «Бен-Гуриона» быстрее, чем прямой рейс. Дорогое удовольствие! И к чему такие сложности?
– Скоро вы всё узнаете, – без изысков ответил Штерн.
