— Это тебе, — сказал он недрогнувшим тоном.
Абра открыла шкатулку и увидела там маленькую нефритовую брошь, на которой была вырезана человеческая рука, правая рука — изящная, с длинными, чуть согнутыми пальцами, как бы предлагающая мир и покой. Абра осторожно вынула брошь, лизнула ее, медленно провела по своим пухлым губам и приложила прохладный темно-зеленый камень к горячим щекам.
— Единственное украшение моей матери, — сказал Ли.
Абра встала, положила ему на плечи руки и поцеловала в щеку. Ни разу в жизни он не испытывал такого волнения.
— Кажется, изменила старику его хваленая восточная невозмутимость, счастливо рассмеялся Ли. — Дай я лучше чай приготовлю, родная. А то совсем расчувствуюсь. Он отошел к плите и добавил: — Знаешь, я еще никому не говорил «родная». Ни разу в жизни.
— Я еще утром проснулась такая счастливая, — сказала Абра.
— Я тоже, — проговорил Ли. — И знаю отчего: тебя ждал.
— Мне тоже поскорее прийти хотелось, хотя…
— Я вижу, ты другая стала. Совсем взрослая. Что-нибудь произошло?
— Произошло. Я Ароновы письма сожгла.
— Он тебя обидел?
— Да нет. Просто не по себе мне было последнее время. Я же с самого начала старалась ему доказать, что никакая я не идеальная.
— Теперь тебе больше не надо никому ничего доказывать, достаточно быть самой собой. И от этого тебе стало легче. Правильно я говорю?
— Наверное, так оно и есть.
— Абра, ты об их матери знаешь?
— Да… Слушайте, Ли, я еще даже пирожного не попробовала! — сказала Абра. — И пить ужасно хочется.
— Вот тебе чай… Тебе Кейл нравится?
— Нравится.
— Трудно ему сейчас. До краев и хорошим, и плохим напичкан. Его любой одним пальчиком…
Абра опустила голову.
— Он меня в Алисаль пригласил, когда распустятся дикие азалии.
Ли взялся за край стола и подался к ней.
— Я не собираюсь выпытывать, поедешь ты или нет.
— А я и не скрываю. Поеду.
Ли откинулся и сказал, глядя ей в лицо:
— Заходи почаще, не забывай нас.
— Мама и папа против.
— Я твоих родителей только раз видел, — сказал Ли язвительно. — Почтенная пара. Но понимаешь, родная, есть такие лекарства, которые на кого хочешь подействуют. Что если взять да и сказать им, что Арон только что получил в наследство сто тысяч. Как ты думаешь, поможет?
Абра кивнула с серьезным видом, хотя кончики губ у нее задергались.
— Думаю, поможет. Только не знаю, как им сказать.
— Дорогая, если бы я узнал такую потрясающую новость, я бы первым делом к телефону кинулся. На весь бы свет раззвонил. Боюсь только, неисправность на линии появится.
Абра кивнула.
— И вы бы сказали, откуда деньги?
— Э, нет! Секрет фирмы.
Абра взглянула на будильник, повешенный на гвоздь в стене.
— Ой, скоро пять! Мне надо бежать, — заторопилась она. — Отец болен. Я думала, Кейл пораньше со строевой придет.
— Заходи почаще, — сказал ей Ли вдогонку.
4
На крыльце Абра столкнулась с Кейлом.
— Подожди, я сейчас! — Он вошел в дом и бросил книги.
— Смотри, не растеряй ее учебники! — крикнул Ли из кухни.
Надвигался зимний вечер. Порывистый ледяной ветер яростно раскачивал мигающие газовые фонари, и тени метались туда-сюда, как вспугнутые летучие мыши. Прохожие, спешащие с работы в тепло родного дома, прятали лица в воротники. Когда ветер утихал, с катка за несколько кварталов доносилась механическая музыка.
— Абра, подержи, пожалуйста, книги. Надо воротничок расстегнуть, а то голову отрежет.
Кейл нащупал крючки и вздохнул с облегчением. Он взял книги у Абры. Высокая пальма перед домом Берджесов гнулась под ветром, и ее разлапистые листья с треском колотились друг о друга, а у закрытых дверей кухни протяжно, истошно мяукала кошка.
— Не получится из тебя хороший солдат, — заметила Абра. — Чересчур ты самостоятельный.
— Это мы еще посмотрим, — сказал Кейл. — На что он способен, наш старый Краг-Иоргенсенс? Только дурацкие упражнения придумывает. А вот если на самом деле понадобится, и мне будет интересно, не хуже других буду.
— Пирожные были замечательные, — сказала Абра. Я тебе одно оставила.
— Спасибо, попробую. Вот из Арона настоящий вояка выйдет.
— Да, настоящий... и к тому же симпатичный, во всей армии такого не найдешь. Когда поедем азалии смотреть?
— Только весной.
— Давай пораньше. И еды возьмем.
— Пораньше дождь может быть.
— Дождь или ясно — все равно поедем.
Абра взяла у него свои книги и вошла в калитку.
— До завтра!
Кейл не повернул к дому, а пошел дальше, в беспокойную мглу, мимо школы, мимо катка — крытой площадки с громыхающим механическим мелодеоном, и ни единого человека не было на льду. Старик — хозяин катка сиротливо сидел в будочке, задумчиво наматывая на указательный палец билетную ленту.
На Главной улице тоже не было ни души. Ветер гнал по тротуару обрывки бумаги. Из кондитерской Белла вышел полицейский Том Мик и зашагал рядом с Кейлом.
— Эй, солдат, застегнул бы воротничок. — заговорил он.
— А, это вы, Том, привет! Режет, проклятый.
— Что-то тебя последнее время не видать по ночам.
— Угу.
— Неужто исправился?
— Все может быть.
Том ужасно гордился тем, что умеет с самым серьезным видом разыгрывать людей.
— Похоже, зазнобу завел?
Кейл ничего не ответил.
— Слышал, будто твой братец годков себе надбавил и махнул в армию. А ты, выходит, у него девчонку отбиваешь?
— Выходит, отбиваю.
Тома разбирало любопытство.
— Уилл Гамильтон раззвонил, будто ты пятнадцать тысяч на фасоли заколотил. Верно это?
— Выходит, верно.
— Ты же малолетка еще. Куда тебе такую кучу денег?
— А никуда. Сжег я их, — ухмыльнулся Кейл.
— Как сжег?
— Очень просто, взял спички — и готово!
Том пристально посмотрел Кейлу в лицо.
— Поня-я-тно!.. Ну и правильно сделал. Бывай, мне тут заглянуть надобно. — Том Мик страсть как не любил, когда его разыгрывают. «Ишь, щенок паршивый, — пробурчал он, отойдя. — Шибко умный заделался!»
