Для отца у Кэти всегда была наготове улыбка. Когда он возвращался с работы, она вешала его шляпу на крючок и пододвигала кресло ближе, к лампе, чтобы отцу было удобнее читать.
Даже в колледже Кэти нынче стала другая. Она всегда была примерной ученицей и теперь всерьез продумывала свое будущее. В разговоре с директором она спросила, нельзя ли ей сдать выпускные экзамены на год раньше. Директор ознакомился с результатами ее контрольных и пришел к выводу, что у Кэти есть шанс получить учительский диплом досрочно. Он лично посетил мистера Эймса в мастерской, чтобы обсудить с ним намерения его дочери.
— Нам она ничего об этом не говорила, — с гордостью заметил мистер Эймс.
— Вероятно, мне тоже не следовало ставить вас в известность. Но, надеюсь, я не испортил вам приятный сюрприз.
У четы Эймсов было ощущение, будто они нежданно негаданно открыли некое волшебное средство, мигом устранившее все их трудности. А к этому открытию, как они полагали, их подвела та подсознательная мудрость, что достается в удел лишь родителям.
— В жизни не видел, чтобы человек сразу так переменился, — однажды сказал мистер Эймс.
— Но она всегда была чудесным ребенком, — возразила жена. — А ты заметил, что она хорошеет прямо на глазах? Можно сказать, красавицей стала. Щечки-то какие румяные — заглядение!
— С такой внешностью она, думаю, не застрянет в учительницах надолго, заключил мистер Эймс.
А Кэти и вправду цвела и сияла. Все то время, что она готовилась к исполнению задуманного, с ее губ не сходила легкая детская улыбка. Времени же у нее было предостаточно. Она вычистила погреб и заткнула там бумагой все щели, чтобы ниоткуда не дуло. Заметив, что дверь в кухне скрипит, Кэти смазала петли, а потом и туго открывавшийся замок, ну и раз уж ходила по дому с масленкой, смазала попутно петли парадной двери. Она взяла на себя обязанность следить за тем, чтобы все лампы в доме были всегда заправлены и колпаки на них не чернели от копоти. Она сама придумала способ счищать нагар с колпаков, ополаскивая их в большой жестянке с керосином, которую держала в подвале.
— Смотрю и глазам своим не верю, — говорил ее отец.
Свой новообретенный интерес к жизни Кэти не ограничивала домашними делами. Стойко перенося запах дубильного раствора, она заглядывала к отцу в мастерскую. Кэти шел лишь семнадцатый год; отец, конечно же, считал ее ребенком. И его поражало, как серьезно она расспрашивает его о работе мастерской.
— Она поумней иных — мужчин, — говорил он своему старшему мастеру. Глядишь, придет время, станет здесь хозяйкой.
Ее интересовали не только способы обработки кож, но и административно-финансовая сторона дела. Отец объяснял ей, как брать у банка кредиты и погашать их, Как вести бухгалтерию и расплачиваться с рабочими. Он показал ей, как открывается сейф, и был доволен, когда она с первого раза запомнила последовательность, в которой набирался код замка.
— Я на это смотрю так, — объяснял мистер Эймс жене. — В каждом из нас есть чуток от лукавого. И меня бы только огорчало, если бы мой ребенок не озоровал. А всякое озорство, как я думаю, просто способ дать выход энергии. Если же эту энергию распознать и держать в узде, то, ей-богу, ее можно направить в нужное русло.
Кэти тем временем приводила в порядок свои вещи: что нужно — заштопала, что нужно — починила.
Однажды в мае она вернулась из школы и сразу уселась за вязанье. Мать готовилась выйти из дома и была уже одета.
— Мне надо на собрание церковного фонда, — сказала миссис Эймс. — На следующей неделе мы проводим аукцион пирогов. Я за него отвечаю. Отец должен завтра платить рабочим, так что, если пойдешь гулять и будешь проходить мимо банка, он просил, чтобы ты взяла там деньги и занесла в мастерскую. Я ему говорила про наше собрание, он знает, что сама я в банк зайти не смогу.
— Я с удовольствием схожу, — кивнула Кэти.
— Деньги они там уже приготовили, дадут их тебе в мешочке, — на ходу добавила миссис Эймс, торопливо спускаясь с крыльца.
Действовала Кэти быстро, но без суеты. Поверх платья она надела старый передник. Нашла в погребе банку из под варенья с завинчивающейся крышкой и отнесла ее в каретный сарай, где хранились инструменты. Поймала во дворе молоденькую курицу, положила ее на стоявший в сарае деревянный чурбан, отрубила ей голову, а судорожно дергавшуюся шею нагнула над банкой и держала, пока банка не наполнилась кровью. Потом отнесла еще трепыхавшуюся курицу на навозную кучу и глубоко закопала. Вернувшись в кухню, вымыла руки, внимательно осмотрела свои чулки и туфли, увидела на носке правой туфли темное пятнышко и стерла его. Потом взглянула на себя в зеркало. Щеки ее горели румянцем, глаза сияли, губы были чуть изогнуты в светлой детской улыбке. Выйдя из дома, она спрятала банку с кровью под нижней ступенькой кухонного крыльца. На все это ей после ухода матери потребовалось меньше десяти минут.
Легкой, танцующей походкой Кэти обогнула дом и вышла на улицу. На деревьях уже начали распускаться листья, в палисадниках кое-где желтели первые, еще редкие одуванчики. Кэти весело шагала к центру города, туда, где находился банк. И такая она была хорошенькая, столько в ней было юной свежести, что люди оборачивались и глядели ей вслед.
6
Пожар случился около трех часов ночи. Огненный столб взметнулся ввысь, заполыхал, загудел, рухнул и рассыпался — все произошло так быстро, что никто и опомниться не успел. Когда, разматывая на ходу шланг, примчалась добровольная пожарная команда, ничего уже нельзя было сделать, и пожарники лишь поливали крыши соседних домов, чтобы огонь не перекинулся дальше.
Дом Эймсов взорвался, как петарда. Пожарники и горожане, из тех, что сбегаются поглазеть на пожар, вглядывались в озаренные огнем лица, отыскивая супругов Эймс и их дочь. И вдруг все одновременно поняли, что никого из Эймсов здесь нет. Люди смотрели на огромную, рдеющую в темноте клумбу, представляли себе, что под этими углями погребены они сами и их дети — сердце у них сжималось, к горлу подступал комок. Пожарники принялись качать воду и направлять струю на угасающее пламя, словно было еще не поздно, словно они еще надеялись кого-то спасти. Страшный слух о том, что вся семья Эймсов сгорела, облетал улицу за улицей.
На рассвете вокруг дымящейся черной кучи столпился весь город. Стоявшие впереди заслонялись руками от пышущего в лицо жира. Пожарники продолжали качать воду, чтобы охладить обуглившиеся обломки. К полудню смогли наконец настелить на землю несколько мокрых досок, и следователь начал ковырять ломом запекшиеся, слипшиеся в месиво угли. По обнаруженным останкам мистера и миссис Эймс он безошибочно определил, что сгорело два человека. Соседи Эймсов показали, где приблизительно была комната Кэти, но хотя следователь и помогавшие ему добровольцы прочесали это место граблями, отыскать там ничего не удалось — ни косточки, ни даже зуба.
Командир пожарников между тем нашел ручки и замок кухонной двери. Он поглядел на почерневший металл, и что-то его озадачило, хотя он и сам не понял, что именно. Одолжив у следователя грабли, он рьяно взялся за работу. Прошел к тому месту, где прежде было парадное крыльцо, и разгребал там угли до тех пор, пока на наткнулся на замок от входной двери, покореженный и наполовину расплавившийся. К тому времени вокруг него уже собралась отдельная толпа и сыпались вопросы:
