ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
Когда двое мужчин живут вместе, они быстро начинают раздражать друг друга и оттого обычно поддерживают в доме видимость чистоты и порядка. Двое одиноких мужчин, живя вместе, готовы в любую минуту подраться и сами об этом знают. Адам Траск вернулся домой не так давно, но его отношения с Карлом уже накалялись. Братья слишком много времени проводили вдвоем и слишком мало виделись с другими людьми.
Первые два-три месяца они занимались получением наследства: оформили завещанные деньги на себя и сняли со счета Сайруса всю сумму, плюс набежавшие проценты. Они съездили в Вашингтон поглядеть на могилу — солидный каменный обелиск, украшенный сверху железной звездой с отверстием, куда 30 мая полагалось вставлять флажок
6. Братья долго стояли у могилы, потом молча пошли прочь, не сказав об отце ни слова.
Если Сайрус и был мошенником, то дела свои он обтяпал чисто. Никто не задавал братьям никаких вопросов. Но Карл по прежнему ломал голову, откуда у отца взялось столько денег.
Когда они вернулись на ферму, Адам спросил его:
— Почему ты не купишь себе хотя бы новый костюм? Ты же богатый человек, а ведешь себя так, будто пять центов боишься потратить.
— Я и вправду боюсь,— сказал Карл.
— Почему?
— Может, мне придется эти деньги вернуть.
— Все та же старая песня? Если бы что-то было не так, думаешь, нам бы уже не намекнули?
— Не знаю. Давай лучше не будем об этом говорить.
Но в тот же вечер Карл сам вернулся к этой теме.
— Я все-таки одного не понимаю… — начал он.
— Ты про деньги?
— Да. Когда ворочаешь такими деньгами, обязательно остаются концы.
— Какие концы?
— Ну, разные там документы, квитанции, купчие, записи, расчеты… Мы ведь все отцовские вещи разобрали, а ничего такого не нашли.
— Может, он все это сжег.
— Да, может быть.
Жили братья, придерживаясь заведенного Карлом распорядка, который он никогда не менял. Просыпался Карл ровно в половине пятого, с боем часов, как будто медный маятник толкал его в бок. Вообще-то он просыпался даже на секунду раньше. Вот и в этот день глаза его уже были открыты и успели один раз моргнуть, прежде чем часы раскатисто пробили половину. Он еще немного полежал, глядя в темноту и почесывая живот. Потом потянулся к столику у кровати и привычным движением безошибочно опустил руку на коробок спичек. Его пальцы вытянули одну спичку, и он чиркнул ею о коробок. Серная головка догорела до конца, и только тогда синий огонек перекинулся на деревянную палочку. Карл зажег свечу. Откинул одеяло и встал с кровати. На нем были длинные серые кальсоны, мешками провисавшие на коленях и свободно болтавшиеся у щиколоток. Зевая, он подошел к двери, открыл ее и крикнул:
— Адам, полпятого! Пора вставать. Просыпайся.
— Хоть бы раз дал выспаться! — донесся в ответ приглушенный голос Адама.
— Пора вставать. — Карл сунул ноги в штанины и начал натягивать брюки. — Тебе-то, конечно, подыматься необязательно, — сказал он. — Ты человек богатый. Можешь целый день в постели валяться.
— Ты тоже можешь. И все равно мы оба встаем ни свет ни заря.
— Тебе подыматься необязательно, — повторил Карл. — Правда, если обзавелся землей, желательно на ней работать.
— Чтобы потом прикупить еще земли и работать еще больше,— уныло отозвался Адам.
— Хватит! Можешь спать, если тебе так хочется.
— А ты вот, даже если останешься лежать, все равно уже не заснешь, готов поспорить, — сказал Адам. — И еще знаешь что? Еще я готов поспорить, что ты так рано встаешь только потому, что тебе это нравится, а значит, гордиться тут нечем — никто же не станет гордиться, что он от рождения шестипалый!
Карл прошел в кухню и зажег лампу.
— С кровати хозяйство на ферме не ведут, — огрызнулся он, постучал кочергой по решетке плиты, стряхивая золу, потом нарвал побольше бумаги, высыпал клочки на тлевшие угли и долго дул, пока не разгорелся огонь.
Адам наблюдал за ним сквозь приоткрытую дверь.
— Спички-то жалеешь, — заметил он.
Карл сердито обернулся:
— Занимайся своим делом и не лезь ко мне. Хватит цепляться!
— Ладно, — кивнул Адам. — Буду заниматься своим делом. Только, может, торчать здесь вовсе и не мое дело.
— Это уж как знаешь. Можешь уходить отсюда, когда пожелаешь — скатертью дорога.
Ссора была дурацкая, но Адам уже не мог остановиться. Помимо его воли с губ срывались злые, обидные слова.
— А вот это правильно — уйду, когда сам того пожелаю, — сказал он. — Я на ферме такой же хозяин, как и ты.
— Тогда почему бы тебе слегка не поработать?
— О господи, — вздохнул Адам. — Из-за чего мы собачимся? Давай не будем.
— Мне тут скандалы не нужны. — Карл вывалил чуть теплую кашу в две миски и шваркнул их на стол.
Братья сели завтракать. Карл намазал маслом ломоть хлеба, ножом подцепил из банки повидла и размазал его поверх масла, потом снова полез ножом в масленку, чтобы сделать себе второй бутерброд, и по куску масла расползлась клякса повидла.
— Ты что, черт возьми, не можешь нож вытереть?! Посмотри, на что масло похоже!
Карл положил нож и хлеб перед собой и оперся обеими руками о стол.
— А ну проваливай!
Адам встал из-за стола.
— Уж лучше жить со свиньями в свинарнике, — сказал он и ушел из дома.
2
Вновь Карл увидел его лишь через восемь месяцев. Он вернулся с работы и застал Адама во дворе: нагнувшись над кухонным ведром, Адам шумно плескал воду себе в лицо и на волосы.
— Здравствуй, — сказал Карл. — Ну, как ты?
— Хорошо.
— Где был?
— В Бостоне.
— И больше нигде?
— Нигде. Просто гулял, город смотрел. Жизнь братьев снова вошла в прежнюю колею, но теперь оба тщательно следили за собой, чтобы не дать волю злобе. Каждый из них, заботясь о другом, в какой-то мере оберегал и собственный покой. Карл, всегда встававший спозаранку, готовил завтрак и только потом будил Адама. А Адам поддерживал в доме чистоту и вел на ферме весь учет. Взаимная сдержанность помогла братьям прожить в мире два года, но потом копившееся раздражение опять прорвалось наружу.
Как-то раз, зимним вечером, Адам оторвался от приходно-расходной книги и поднял глаза на брата.
— Где хорошо, так это в Калифорнии, — сказал он. Там и зимой хорошо. И выращивать можно что угодно.
