Сухая земля потрескивала на солнце, со всех сторон скрипели сверчки.
— Вот уж поистине Богом забытый край, — покачал головой Луис.
— Мне даже как-то стыдно, — сказал Адам. — Это почему же?
— Ну, потому что я не беден и меня в такое место не загонишь.
— Я тоже не беден, только мне совсем не стыдно, а наоборот — я очень доволен.
Повозка вскарабкалась на холм, и Адам увидел внизу кучу строений, составлявших усадьбу Гамильтонов: дом с множеством пристроек, коровник, кузницу и каретный сарай. Все высохшее, обглоданное солнцем, ни одного высокого дерева, огород — клочок земли, который поливали вручную.
Луис повернулся к Адаму, и в его голосе зазвучали враждебные нотки:
— Я, мистер Траск, хочу, чтобы вы кое-что поняли. Некоторые, когда видят Сэмюэла Гамильтона в первый раз, думают, у него не все дома. Он разговаривает не так, как другие. Он ирландец. И на выдумки всякие горазд — что ни день, у него новая затея. И помечтать любит, хлебом не корми! На такой земле жить, тут, ей-богу, о чем хочешь размечтаешься! Но вы лучше сразу зарубите себе на носу: он истинный труженик, отличный кузнец, и, бывает, его затеи пользу приносят. Многое, о чем он говорил, сбывалось, я сам тому свидетель.
В тоне Луиса слышалась скрытая угроза, и Адам насторожился.
— Я не привык судить о людях плохо, — сказал он и почувствовал, что Луис почему-то видит в нем сейчас чужака и недруга.
— Я просто хочу, чтоб уж все начистоту. А то приезжают некоторые и думают, что если человек не купается в деньгах, так он и слова доброго не стоит.
— Я бы никогда не позволил себе…
— Да, может быть, у мистера Гамильтона за душой ни гроша, но он здесь свой человек, и не хуже других. И семья у него прекрасная, такую еще поискать. Запомните это раз и навсегда.
Адам чуть было не начал оправдываться, но потом сказал:
— Запомню. Спасибо, что объяснили.
Луис снова повернулся лицом к усадьбе.
— Вон он — видите, стоит у кузницы? Должно быть, услышал, что мы едем.
— У него что, борода? — спросил Адам, вглядываясь.
— Да, борода у него красивая. Скоро совсем белая будет, он седеть начал.
Они проехали мимо дома, заметили в окне глядящую на них миссис Гамильтон и подкатили к кузнице, где их уже поджидал Сэмюэл.
Адам увидел перед собой высокого крепкого мужчину с бородой патриарха; ветер шевелил его легкие, как пух, волосы. Солнце опалило ирландскую белизну его лица и окрасило щеки румянцем. На нем была чистая синяя рубашка, комбинезон и кожаный фартук. Рукава рубашки были закатаны, но на мускулистых руках Адам не углядел и пятнышка грязи. Только пальцы и ладони были черные от копоти. Окинув Сэмюэла коротким взглядом, Адам снова посмотрел на его глаза, голубые, по-молодому веселые. В лучиках морщин от частого смеха.
— Это ты, Луис, — сказал Сэмюэл, — рад тебя видеть. Наш райский уголок всегда готов принять друзей.
Он улыбнулся Адаму, и Луис тотчас сказал:
— Это мистер Адам Траск. Я привез его познакомиться. Он с Восточного побережья приехал и хочет здесь осесть.
— Очень приятно, — кивнул Сэмюэл. — Руки пожмем в другой раз. Не хочу вас пачкать моими ржавыми хваталками.
— Я, мистер Гамильтон, привез с собой железных обрезков. Не сделаете мне пару угольничков? А то у меня на жатке рама к черту развалилась.
— Конечно, Луис, все сделаю. Ну выгружайтесь, выгружайтесь. Лошадей мы отведем в тень.
— Там сверху кусок оленины, а мистер Траск привез кое-что повеселее. Сэмюэл покосился на дом.
— «Кое-что повеселее», я думаю, мы отведаем позже, когда поставим повозку за сарай.
Хотя Сэмюэл вроде бы правильно произносил слова, Адам уловил в его речи необычную приятную певучесть.
— Луис, может, разневолишь своих лошадок сам? Я пока отнесу оленину. Лиза будет довольна. Она любит оленье жаркое.
— Из молодых ваших кто-нибудь дома?
— Нет, никого нет. На выходные приехали Джордж и Уилл, но вчера вечером все упорхнули в каньон Уайлд-Хорc, в Пичтри, там в школе бал-танцы. Как стемнеет, думаю, начнут потихоньку слетаться в гнездо. У нас из-за этих танцев диван пропал. Я вам потом расскажу… Ох и задаст им Лиза!.. Это все проказы Тома. Я вам потом расскажу. — Он засмеялся и, подхватив завернутую в мешковину оленью ногу, зашагал к дому. — Если хотите, отнесите «кое что повеселее» в кузницу, чтобы на солнце не отсвечивало.
Они услышали, как, дойдя до дома, он закричал: «Лиза, угадай, что я несу! Луис Липпо привез такую оленью ногу, что тебя рядом с ней не видно будет!»
Луис загнал повозку за сарай. Адам помог ему выпрячь лошадей и привязать их в тени.
— Это он так намекнул, что на солнце бутылка заблестеть может, — сказал Луис.
— Грозная, видать, у него жена.
— Ростом с воробушка, но кремень, а не женщина.
— Разневолить, — задумчиво повторил Адам. — По-моему, я это слово где-то слышал или читал.
Сэмюэл вскоре вернулся в кузницу.
— Лиза будет очень рада, если вы с нами отобедаете, — объявил он.
— Но она ведь нас не ждала, — попробовал отказаться Адам.
— Что за вздор! Лизе это просто — кинет в похлебку еще десяток клецек, и вся недолга. Мы вам только рады. Давай сюда свои железки, Луис, и объясни, какие тебе нужны угольники.
Он поджег в горне кучку деревянных стружек, качнул мехи и стал щепоть за щепотью подсыпать мокрый кокс, пока черный квадратный зев горна не порозовел.
— Давай, Луис, махни крылышком над моим огоньком, — сказал он. — Только не дергай мехи, качай медленно и ровно. — Он положил железо на рдеющий кокс. — Да, мистер Траск, было время, моя Лиза готовила на целую ораву вечно голодных детей. И потому давно уже все на свете принимает спокойно. — Он передвинул щипцами железо ближе к потоку горячего воздуха и засмеялся. — Впрочем, последнее — святая ложь, так что беру свои слова обратно. Как раз сейчас Лиза мечет громы и молнии. И предупреждаю вас обоих: ни в коем случае не произносите при ней слово «диван». Ибо слово это будит в Лизе гнев и печаль.
— Да-да, вы что-то говорили про диван, — заметил Адам.
— Если бы вы знали моего Тома, мистер Траск, вам было бы понятнее. Вот Луис, тот Тома знает.
— Как же, знаю, конечно, — подтвердил Луис.
— Том у меня шалый парень. Синица в руках — этого ему мало. Тому подавай журавля в небе. Во всем безудержен — и в радости, и в горе. Есть такие люди. Лиза считает, я тоже такой. Не знаю, что ждет Тома. Может быть, слава, а может быть, виселица… что ж, в роду Гамильтонов и прежде на эшафот поднимались. Я вам когда-нибудь расскажу.
— Вы начали про диван, — вежливо напомнил Адам.
