Даже если в комнате будет тысяча мужчин, я всегда найду его. Потому что никто никогда не смотрел на меня так, как он. Ни тогда, ни сейчас. Ваня всегда относился ко мне с неким уважением. К моему телу и вообще, будто боялся чем-то оскорбить мои чувства. Не знаю, с чего он это решил. Благов этим не грешит. Он просто берёт и делает со мной всё, что захочется. Без цензуры и даже немного грубо.
Со страстью и напором.
Я хочу его также.
Как женщина хочет мужчину. Грязно и потно. Моя внешность обманчива. Я такая пошлая.
— Ты эту футболку в детском мире купила? — продолжает свой опрос Паша, перехватывая мою ладонь.
Дёргает меня на себя так, что я делаю шаг вперёд, подходя ещё ближе. Мои глаза падают сначала на дорожку тёмных волосков, ведущую в его шорты, а потом на футболку с Микки Маусом.
Разведя руки, спрашиваю:
— Нравится?
Паша поигрывает нижней челюстью, призадумавшись, потом отвечает:
— Наверное.
Пожёвываю губы, улыбаясь.
— Так, ладно, я пошёл… — ворчит Егор, с неохотой вставая с дивана. — Приду через неделю, когда у вас медовый месяц закончится.
Я и забыла, что он здесь.
Я сейчас не шучу.
— Отвезёшь моего КАтёнка утром на работу? — спрашивает вдогонку Паша, продолжая смотреть на меня.
— Во сколько? — стонет Егор, маша руками, чтобы размять плечи по дороге.
Он живёт в этом же доме. Так что это не то чтобы очень большой подвиг.
Паша смотрит на меня вопросительно.
— Я могу на метро… — заверяю их обоих.
— Угу, на жопе надувной, — буркает он и кричит брату. — К восьми будь готов.
Провожаю Егора взглядом. Через минуту слышу, как захлопнулась входная дверь. Спрашиваю Пашу, хмурясь:
— Что, вы меня теперь каждый день возить будете?
Он подаётся вперёд и обнимает рукой мою талию. Ставит стакан на пол, прижимаясь лицом к моему животу. Целует его со словами:
— Не знаю, Кать…с тобой лучше подстраховаться…ещё, бл*ть, под поезд свалишься…
— Что за бред?.. — бормочу, плавясь от удовольствия. — Я жила нормально все эти годы…
— Это меня больше всего пугает… — перебивает он. — Как ты там жила…без меня…
Опять этот ком.
Давит на горло.
Предательский.
Я жила лишённая чувств.
Как в стазисе.
Плакала ночами. Иногда. Скучала по нему. Особенно первое время. Ужасное было время.
— Я…ну…по-разному… — шепчу, закрывая глаза.
Он задирает мою футболку одной рукой и целует мой пупок, прикусив кожу.
Меня шатает.
— Почему не носишь серёжку?.. — хрипло спрашивает Паша, накрывая ладонью мою голую грудь под футболкой.
— Ох… — выдыхаю, запрокинув голову.
Он обводит большим пальцем мой затвердевший сосок, и я накрываю его руку своей через ткань.
Глаза наполняются слезами, и я сжимаю губы, чтобы не расплакаться.
— Где она? — шепчет он, цепляя пальцами мои шорты вместе с трусиками.
У меня по щеке катится слеза, пока он медленно стягивает их с меня.
Он помнит.
Шесть лет назад он подарил мне золотую серёжку для пупка. Да, у меня был проколот пупок в качестве максималистского вызова в одиннадцатом классе.
Золотая серёжка с маленькой бриллиантовой звёздочкой.
Аккуратная и такая красивая.
Его ладонь скользит по внутренней стороне моей ноги. От лодыжки до бедра. Пальцы касаются меня между ног, вызывая дрожь во всём теле.
Я сейчас упаду.
Паша шумно выдыхает, обнаружив, насколько я мокрая. Я такая с тех пор, как поймала на себе его взгляд. Ему даже не нужно меня касаться, я всегда его хочу. Всегда.
— Кать?.. — сипловато зовёт он, осторожно проталкивая в меня два пальца.
Раздираемая эмоциями, отскакиваю от него, подхватывая шорты и возвращая их на место.
Стирая со щёк слёзы, быстро топаю на кухню. Замираю перед рабочей поверхностью, хватая сразу три розы. Сдерживая себя, осторожно луплю молотком по их кончикам.
Я не хочу ничего вспоминать. И про эту серёжку тоже.
Это было ужасное время. УЖАСАЮЩЕЕ.
— КАтёнок… — ласково зовёт Паша, возникая за моей спиной.
Окружает меня своими руками и отбирает молоток. Убирает его в сторону и разворачивает меня к себе. Кладёт руки мне на плечи, прижавшись губами к моему лбу. Его голая грудь пахнет гелем для душа. Вместо того, чтобы уткнуться в неё носом, отталкиваю его. Он делает шаг назад, глядя на меня невозмутимо.
Стоит, слегка расставив ноги, и ждёт. Головокружительно сексуальный. И у него эрекция. Тяжёлая ткань шорт не в состоянии спрятать её.
Но, мне сейчас вообще не до этого.
Просто не могу с собой совладать.
Я понимаю, вспоминать старые обиды — это самое тупое, что можно придумать. Но мне просто необходимо выговориться. Я не могу больше носить это в себе. Моя грудь вибрирует от сдерживаемых слёз. Поворачиваю голову и смотрю в окно, выпаливая:
— Я пожертвовала её центру социальной помощи! В тот год, когда ты уехал!
Паша запрокидывает голову и смеётся. Смотрит на меня с нежностью и спрашивает:
— У тебя хоть почки все на месте? Волонтёрка, блин.
Мне не смешно.
И обидно.
И эта нежность…она меня злит.
То что я сейчас сказал, это вообще не смешно!
— Я…думала, что больше тебя никогда не увижу!.. — срываясь на слёзы, кричу ему, вцепившись в столешницу. — Я ЦЕЛЫЙ ГОД от тебя весточки ждала, Благов! ГОД!
— Я не просил меня ждать, — резко бросает он, упирая руки в бока. — Мы опять эту тему открываем? Теперь я с тобой. Бери — не хочу.
Чтобы не видеть его, закрываю глаза.
Да, я хотела услышать что-нибудь другое. Хоть он уже давно дал понять, что ничего другого я не услышу.
Но, мне нужно!
Неужели нельзя…СОВРАТЬ? Ну, хоть чуточку!
Наполненная горечью, делаю шаг навстречу и, встав на цыпочки, набрасываюсь на его губы. Повисаю на его шее, зарываясь пальцами в жёсткие волосы.
Раз он мой, хочу его!
Терзаю его губы, кусаю их, покрывая своими солёными слезами. Он стоит не двигаясь и не отвечая на мой поцелуй, чем злит меня ещё больше.
Это очередной урок?
В ярости отшатываюсь и залепляю ему пощёчину. Такую сильную, что его голова дёргается в сторону. Он медленно возвращает её на место и смотрит на меня таким тёмным взглядом, что у меня сердце в пятки уходит.
