Господи, что я несу?
— А, типа, всё то, чего во мне нет? — ржёт он.
— Типа того, — чопорно подтверждаю я.
Конг качает головой, глядя на свои кеды. Потом поднимает её и смотрит на меня с ленцой.
Я облизываю губы. Потому что его улыбка, это то, чего мне не следовала видеть.
Я сама не особо улыбчивая. И характер у меня не очень покладистый.
— Так что у тебя там за беда, Динь-Динь?.. — спрашивает он, закрывая водительскую дверь и кладя руки на бёдра.
Динь-Динь.
— Не называй меня так, — прошу его, закрывая окно, забывшись. Расчухиваюсь и снова выглядываю, бросив. — Эмм…можешь подняться…
Глава 4. Диана
Молнией несусь к зеркалу в ванной и прохожусь расчёской по волосам. Замираю, глядя на своё отражение. Пытаюсь понять, чем себе помочь.
Лицо у меня взволнованное, что соответствует состоянию моей души.
Я кошмарно взволнована. Сейчас я плохо соображаю рационально, но очень хорошо поддаюсь порывам.
Это большая-большая беда.
Я могу наломать дров, чувствую это.
Точно предсказать ничего не могу, но я очень странно себя веду. Меня как будто чёрт дёргает за верёвочки. Не могу устоять на месте.
На лестнице уже слышны шаги.
Ещё раз смотрю на себя и, плюнув на всё, иду открывать. Я не смогу его чем-то удивить. Он уже, итак, всё видел. И сзади и спереди.
Открываю дверь и высовываю голову на улицу.
Он…Егор…бодро перепрыгивает через две ступеньки, глядя себе под ноги. Пялюсь на него с восторгом, пока он не видит. Поражаюсь тому, как он скоорденирован, несмотря на великанство.
Когда наши глаза встречаются, мой Конго весело улыбается. Опять. Я испытываю головокружение, но прячу его, вместе с глазами.
Почему-то, не могу смотреть ему в глаза.
Что за фигня?
Отхожу в сторону, пропуская его…
О…го…
Поднимаю голову и смотрю на него снизу вверх, как дурёха!
Моя макушка на уровне его подбородка. И это не говоря о разнице в наших пропорциях! Женщины после него вообще выживают? Представляю его не с какой-то там женщиной, а с собой. Точнее, себя под ним…или на нем…
Блииииин…
Мы…подходим друг другу?
Внизу живота все опять оживает. С ума сойти! Я уверена, что у мои пурпурные стринги мокрые. К гадалке не ходи!
Он замер на пороге повернув ко мне голову. Я так и застыла, потонув в его глазах. Он уже не улыбается.
Просто изучает моё лицо.
Что он думает о нём? Ему…нравится?
Краснею.
Лично мне его лицо очень нравится. Но, мне ещё и другие вещи в нем нравятся. Мне…нравится, что он такой большой. И мне нравится его лыба. От него потрясно пахнет. Морским бризом, не иначе. И у него вокруг глаз малюсенькие морщинки. И в уголках губ тоже. Это от улыбок.
— Не красней, Динь-Динь, — сурово говорит мой гость, выдергивая меня из облаков. — Давай, показывай.
Закрываю глаза на это обращение, хоть мне и не нравится. Звучит по-детски.
Ему так не терпится уйти?
Ну, а я хочу, чтобы он остался. Это может вызвать пару моих обмороков или даже сердечный приступ, но…я так хочу узнать о нём больше…
Упрямо сжимаю губы, мотнув головой на чемодан, который бесполезно лежит посреди комнаты:
— Ключ дома забыла.
Он кивает и идёт к нему. Помедлив, трогаюсь следом.
Егор опускается на колени и подхватывает длинными сильными пальцами замок, который на фоне его руки выглядит уменьшенной копией себя.
Полминуты задумчиво изучает собачку и язычок. Встаёт и размеренно идёт к встроенному в стену шкафу, обойдя меня стороной.
Поворачиваю голову, наблюдая. Он открывает дальнюю створку и достаёт оттуда…большой короб с инструментами.
Теперь точно никаких сомнений в том, что это его обитель.
Каким бы серьёзным он не был, гора подушек за моей спиной намекает на некое легкомыслие. Не говоря уже об этих потертых дырявых джинсах. Он точно не гонится за модой.
Наблюдаю за ним молча, сложив на груди руки. Он снова обходит меня и ставит короб на кровать так, будто тот ничего не весит. Открывает и без раздумий берёт маленькую отвертку. Снова опускается на колени и начинает что-то ковырять.
Сажусь на кровать рядом с ящиком, сложив руки на коленях и скрестив лодыжки. С трепетом наблюдаю за ловкими движениями загорелых ладоней. На предплечьях и ладонях отчетливо поступают вены.
Меня бросает в жар и жилка на шее пульсирует, потому что густые светлые волосы на его предплечьях такого же оттенка, как и…
— Плоскогубцы… — просит Егор, протягивая ко мне руку и терпеливо ждёт, посмотрев мне в лицо.
Тут же ныряю в ящик, пряча его в волосах, и перебираю инструменты.
Достаю плоскогубцы и заглядываю в его глаза. Они серьёзнее некуда.
Какая неприступность…
Сердце колотится.
Смотрю на него также серьёзно, вручая их, но, когда он уже готов коснуться инструмента, отдергиваю руку. Его пальцы хватают воздух, а я хихикаю.
— Тебе точно двадцать? — вздыхает он, опуская руку.
— Да, а тебе сколько, пятьдесят? — радуюсь я, нажимая на пластиковые ручки и делая кусь-кусь в его адрес.
Его губы улыбаются.
Они со мной заодно.
Воодушевляюсь.
— С твоей двадцаткой — да, — говорит Егор, снова протягивая руку.
Значит, это правда. Ему тридцать.
Мне всё равно, сколько ему. Джульетте было четырнадцать. Не знаю, к чему я это вспомнила.
Смотрю на его раскрытую ладонь и обречённо делаю то, что хочется. Сопротивляться просто невозможно.
Протягиваю свободную руку, и прохожусь пальчиками по его ладони.
Едва касаясь.
Начиная от кожаного шнурка на запястье и до кончика среднего пальца. Он отдёргивает руку, а я поднимаю на него растерянные глаза, потому что не знаю, как посмела это сделать.
— Шершавая… — шепчу смущённо.
Кожа на его ладони загрубевшая.
Он не белоручка.
Ни разу.
Моя развесёлость улетучивается, потому что его лицо мрачнеет. Черты лица становятся грубее и острее, а взгляд заставляет меня сглотнуть.
— Ты точно с ребёнком сидеть приехала? — прохладно спрашивает он.
