В глазах Иноземцева вспыхивает адское бешенство, но мне НАСРАТЬ.
Урод…
НЕНАВИЖУ!
- Только попробуй сделать так ЕЩЁ РАЗ! - хватая меня за грудки, шипит он.
Поднимаю другую руку и отвешиваю аналогичную пощёчину, только теперь по другой колючей щеке.
ПОДАВИСЬ.
- Что, меня тоже выселишь? – сипло спрашиваю его, вцепившись в его запястья.
Вижу, как ходят желваки на точеном подбородке.
Жилистая широкая ладонь выпускает мой кардиган и толкает назад.
- Больно ты нужна, - бросает он и широкими шагами направляется к водительской двери Ренж Ровера.
Запрыгивает внутрь и сдаёт назад с такой прогазовкой, что машину окутывает серый дым.
Опускаюсь на крыльцо, обхватывая руками дрожащие ноги. Только сейчас понимаю, что всё это время нахожусь под проливным дождём.
Глава 26. НАСТЯ
- Ванечка, ну поверни ты голову…да…вот так, - приказываю я, регулируя положение фронтальной камеры своего телефона на вытянутой руке. – Улыбаааааайся…
Удостоверившись в том, что все в кадре, принимаю соответствующее выражение лица, т.е. делаю губы бантиком, а глаза собираю на переносице в кучу и щелкаю нас.
Отлично.
Мы с Ванечкой начинаем ухохатываться, прильнув к Вариной коляске. Варя пока слишком юна, чтобы уловить глубину ситуации, поэтому она просто лепечет всё, что в голову придёт.
- Настя, я хосю подарочек… - сообщает моя малышка.
- Какой такой подарочек? – утирая слёзы, спрашиваю я.
- Не знаю… - дует она губы.
Женщины…
- Хочешь шарик? – предлагаю свой вариант, пока отправляю фотку в нашу семейную группу в Вайбере.
- Даааа!
Ещё разок оцениваю фотографию и улыбаюсь. Ванечка ел зелёную вату, а Варя розовую. Я тоже измазалась немного для усиления общего цветового фона.
Мы сегодня выехали в Ялту, потому что здесь проходит открытие городской ёлки, сопровождаемое выступлениями художественных коллективов.
Интересно, есть в этой толпе люди, которым реально интересно смотреть на поющих женщин? Облаченных в кокошники. Кокошники, лучшие времена которых пришлись на середину восьмидесятых.
Ну, хоть ёлка потрясающая.
Впервые вижу такую красавицу вживую. Она вся в огнях. Вся-вся. Мы специально приехали попозже, чтобы увидеть, как её зажгут.
Народу видимо-невидимо. Кажется, пора уходить, чтобы нас не затоптали.
В Вайбере следует незамедлительная реакция на нашу чумазую пантомиму.
Ола-ла: «Ооо, мои сладкоежки!».
Мама: «Привет. моим. Любимым. Пельмешкам.».
Мама недавно начала осваивать мессенжеры, поэтому игнорирую эти странные знаки препинания.
Никита: «Настя, твоя вата была с коноплёй?».
Я: «Просто ты меня давно не видел!».
Ола-ла: «Передай Варе, что я скоро её заберу!».
Ага, конечно. Наверное, тогда же, когда Андрей приедет навестить Ванечку.
Я: «Ей пофиг. Я включу мультики, и она забудет твоё имя.».
Ола-ла: «Скоро она начнёт понимать, как ужасна твоя готовка, и сама попросится домой.».
Это удар под дых.
Убираю телефон в карман пальто и встаю, хрустя коленями.
Достаю из сумки влажные салфетки и протягиваю одну сыну. Он с неохотой начинает приводить себя в порядок, церемонно растопырив свои детские пальчики и протирая между ними. Качаю головой и наклоняюсь, чтобы заняться Варей. Она выпячивает губки, чтобы мне было легче. Сажусь и делаю то же самое, тянусь к ней и мы делаем девчачий чмок.
- Фу… - отплёвывается Ванечка, изображая брезгливость.
Хватаю его и с громким ворчанием трусь своими липкими губами о холодные детские щёки. Он верещит так, будто его убивают.
Хохочу, запрокинув голову, впервые за последнюю неделю испытав ПОДОБИЕ душевного равновесия.
Да…состояние моей души оставляет желать лучшего. Там какие-то помойные кошки закапывают своё дерьмо.
Спустя минуту улыбка вянет, задавленная моим новым квартирантом – не проходящей тяжестью в груди. Да, она теперь всегда со мной. Такая реальная, что я рукой могу её потрогать. Не даёт полноценно жить, дышать, спать.
Как же это УТОМЛЯЕТ.
Всё, чего мне хочется – вернуться домой и забраться под одеяло с головой. Свернуть там и смотреть в одну точку. И чтобы никто меня не трогал.
Ведь это пройдёт?
Гнетущее чувство потери, вот что это такое.
Знаю. Никто мне не поможет. Поэтому я справлюсь сама. Как всегда.
Прячу глаза от Ванечки, доставая ещё одну салфетку. Мой единственный любимый мужчина, кажется, всё чувствует. Он все эти дни посматривает на меня задумчиво. Это выглядит в высшей степени забавно и немного странно.
Но, у его мамы, и правда, кто-то украл улыбки.
Не хочу сейчас думать об этом "кто-то". Я запрячу его далеко-далеко. Запрячу и забуду.
Хаха.
Да ты каждую ночь о нем грезишь. Дурочка.
Как на зло, мозг извлекает из своей котомки лукавую улыбку и яркий блеск чёрных глаз, предназначенный для меня.
Прикрываю на секунду глаза и зло сжимаю зубы.
Ну, хватит.
Всё это было не настоящее. По крайней мере, для него.
Мерзкая горечь тоже навещает меня постоянно. С чёрной меланхолией под ручку.
Глубоко вздыхаю и спрашиваю, начиная протирать свой собственный подбородок:
- Ну что, домой?
- Можно, - кивает Иван Андреевич, протягивая Варе ММдемску.
Она берёт, оттопырив мизинчик, как истинная ЛЕДИ. Поправляю её «минимаусную» шапку и замечаю зелёную кляксу на Ванечкиной щеке. Осторожно убираю её салфеткой, прихватив упрямый подбородок сына пальцами.
Он хмурит брови и делает недовольную мину. Шлёпаю его по носу пальцем, от чего он становится ещё недовольнее.
Улыбаюсь.
- Пошли, - говорю осматриваясь.
Столько людей вокруг, поэтому беру Ванечку за капюшон, чтобы не потерять, и разворачиваю Варину коляску.
Так. Ну, и где тут шарики?
Пестрая толпа перед нами расступаться не желает, поэтому мы лавируем.
Такой галдеж.
Вижу шарики и немного меняю наше направление, высматривая дорогу.
Спустя секунду теряю все свои мысли и цели.
Застываю, забыв сделать шаг и вцепившись глазами в знакомую широкоплечую фигуру…
