- Мой дорогой ученик отдал свое сердце северным секирам, — ухитрился пожать плечами д’Апьбрэ. - Это весьма обогащает и мою точку зрения.
- Понимаю, — согласился магистр, делая еще шаг. - Хорошие ученики всегда учат нас самих.
И теперь уже фраганец повторил за ним, словно в танце, правила которого прямо сейчас писали острия рапир, вынуждая людей им повиноваться.
Лучано давно забыл, как дышать. Но, наверное, все-таки дышал, только воздух казался тягучим и горячим, с трудом проходя в легкие.
Шаг, поворот, шаг, поворот… И снова, и снова…
Двое кружили по площадке, и рапиры пели в их руках, то хрустально звеня, то возмущенно лязгая, то вкрадчиво шепча о чем-то своем.
- Северная школа, мне кажется, — задумчиво уронил фраганец, и стальной рисунок в воздухе на миг неуловимо смазался.
Лучано едва не вскрикнул, но, к счастью, голос ему отказал. Он поднял руку ко рту и закусил манжет куртки для большей надежности.
- Туше, — безмятежно, почти радостно отозвался разумник. - Вы совершенно правы, дорогой месьор. Мой почтенный учитель был родом из Амбуйе.
То есть первый укол нанесен?! Лучано стиснул зубы сильнее. Он даже не видел удара проклятого фраганца. Нет, не проклятого… Такое мастерство может быть только благословением. Пусть хоть от Баргота - но великим даром.
- А! - удовлетворенно отозвался месьор. - Я знаю пятерых из Амбуйе… Но один не берет учеников, а еще два… Пожалуй, они могли бы проиграть вам серьгу. Но так обучить - сомневаюсь. Недостаточно хороши сами.
- Вы слишком… любезны.
На этот раз Лучано увидел удар. Быстрый гадючий укол в правое плечо фраганца, словно рапира Роверстана обвилась вокруг не успевшего уклониться клинка соперника, поднырнула под него и ужалила.
- Туше, — прозвучал голос месьора. - Значит, остается двое. Де Ларош и ля Жербидье.
Один-один. Лучано яростно жевал рукав, понимая, что остался один укол до конца «беседы». Невозможно представить, чего обоим стоит эта легкая спокойная беседа, когда рапиры мелькают быстрее стрекозиных крыльев. Это как бежать вслепую по скользким от дождя ночным крышам. Как заниматься любовью с незнакомцем, будучи связанным по рукам и ногам, трепеща каждым нервом, натянутым от страха и восторга. Как пробовать неизвестное зелье, не зная, успеешь ли проглотить противоядие и подействует ли оно. Как… назвать свое имя рыжей девчонке со смертью в глазах и позволить ей все, что угодно.
Танец. Драка. Любовь без капли плотского влечения, но какая разница, если души льнут одна к другой? Кому там уже важно, что глупые тела не касаются друг друга ничем, кроме стальных лезвий? И кто сказал, что сталь не продолжает горячую плоть?
- Так Ларош или Жербидье… — протянул фраганец с невозможным, немыслимым равнодушием. - Нет-нет, прошу, я бы хотел догадаться сам.
- Как изволите, дорогой друг, — любезно отозвался Дункан. - Впрочем, надеюсь, вы не осудите меня за подсказку. Ваш почтенный коллега учил нас двоих, меня - и юного лорда Аранвена, сына канцлера.
Тягучий низкий голос с арлезийским выговором то ли произносил, то ли пел слова. И Лучано чувствовал, что сходит с ума. Этому голосу и этим рукам он мог бы отдаться прямо сейчас. На этой клятой площадке посреди полной людей Академии, залитой дневным солнцем. Без капли стыда! Какой, к Барготу, стыд, если от голоса магистра плавятся кости внутри, а тело уже давно сгорело и рассыпалось пеплом? Как фраганец это выдерживает? Впрочем, он и сам той же породы. Безумный дракон с серебряным жалом, пляшущим в воздухе. Больно смотреть на них. Больно и сладко.
- Но серьгу получили только вы… — бесстрастно подсказал второй голос.
Две огромные хищные птицы в облике людей шагнули назад - и разом перебросили рапиры в другую руку. Черный камзол фраганца, белая мантия арлезийца. И темные тени на каменной площадке.
Что-то внутри Лучано корчилось от боли и наслаждения одновременно. Он хотел, чтобы поединок закончился, и боялся этого. Как потом дышать самым обычным воздухом, не пропитанным этим чудом?!
- Юный Аранвен предпочитает фехтованию математику, — улыбнулся Дункан. - А я сказал бы, что поэзию, но не вижу разницы между стихами и дуэлью…
Он шагнул вперед, и рапиры яростно взвыли. Короткий треск, и обломок одной отлетел в сторону, упав к ногам Лучано. Мир замер. Словно в жутком сне Лучано увидел, как острие другой приближается к горлу разумника. Медленно, будто капля смолы тянется на солнце. Воздух встал в горле - ни закричать, ни пошевелиться. Так же медленно Роверстан поднял свободную руку, пытаясь защититься, его лицо исказилось досадой - но не страхом, губы шевельнулись…
- Туше, — услышал Лучано.
Мир дрогнул - и стало видно, что рапира фраганца упирается в горло Дункана. Самым кончиком, из-под которого ползет одна-единственная капля крови.
- О, мои извинения! - выдохнул месьор. - Я рассчитывал, что вы отразите. Если бы не рапира…
- Туше, — снова улыбаясь, повторил Дункан. - Могу лишь гордиться, что столько продержался.
- Нет же! - Д’Альбрэ с яростным сожалением смотрел на сломанную рапиру соперника. - Ах, проклятье. Как жаль… Позвольте не принять…
- Это бесспорно было туше, — продолжая беспечно улыбаться, покачал головой Дункан. - Хотя бы потому, что вы наверняка угадали имя.
- Де Ларош, — выдохнул фраганец, и Дункан радостно рассмеялся, словно выиграл, а не проиграл, а потом кивнул.
- Я посоветую фехтмейстерам Академии обновить рапиры, — беспечно сказал он, вертя в руках обломок, где от гарды осталось не больше двух ладоней длины клинка. - Месьор де Ларош, вы совершенно правы. Он говорил, что в Дарре слишком много математики, а во мне - поэзии. Вот если бы сложить нас и поделить, то получилось бы два недурных фехтовальщика. Не могу не признать, что в этом есть определенный смысл… Мои поздравления с победой, месьор д’Альбрэ. Не знаю, как выразить благодарность за урок.
- Просто Жозеф, если вам будет угодно!
- Сочту за честь, — поклонился разумник и снова представился: — Тогда я для вас просто Дункан.
Они смотрели только друг на друга, не замечая Лучано, и это было болезненно правильно. После такого-то! О, конечно, оба благородных синьора бесспорно из тех мужчин, что скорее зарежутся, чем лягут с другим мужчиной, но проклятье… То, что они сейчас творили вместе, было ярче и слаще любовных услад. Откровеннее, пронзительнее… Лучано после такого предложил бы сопернику все, что тому угодно. Прямо сейчас, пока кровь не остыла, только бы добраться до укромного места. Но синьоры - порядочные люди, у них, конечно, даже мыслей таких быть не может. А что глаза горят при взгляде друг на друга, ну… Как же отвратительно тяжело, наверное, быть порядочным человеком!
- Пожалуй, пора возвращаться, — с сожалением признал разумник. - Но мы непременно должны как-нибудь повторить.
