Я покачала головой.
— Нет. Веселитесь! Я останусь здесь дожидаться вашего возвращения.
Они вышли через заднюю дверь, и ровно в этот самый момент у главного входа появился пожилой джентльмен в фетровой шляпе, которую, едва войдя в магазин, он поспешно снял. При виде него у меня екнуло сердце. Встретившись со мной взглядом, он широко улыбнулся.
— Люси, — поприветствовал он меня и отсалютовал шляпой.
— Привет, Олли. Что вы здесь делаете?
Он немного походил по магазину, рассматривая цветы.
— Я хочу купить несколько роз для особенной дамы. — Олли одарил меня своей очаровательной улыбкой и, насвистывая, принялся ходить по залу. — Просто я не уверен, какие цветы ей могут понравиться. Ты мне поможешь?
— Конечно. Расскажите мне о ней немного.
— Ну… она красивая. А глаза… прямо притягивают. Когда она смотрит на тебя, ты чувствуешь себя самым главным человеком, где бы ни находился.
Он с такой нежностью рассказывал о женщине, что даже у меня на сердце потеплело. Пока Олли продолжал говорить, мы перемещались по залу магазина, и я вытаскивала по одному цветку, соответствующему каждой из граней ее, судя по всему, неординарной личности.
— Она нежная и заботливая. Ее улыбка способна осветить все вокруг. Она мудрая. Очень мудрая. И не боится протянуть руку помощи, даже когда это сделать трудно. И последнее слово, характеризующее ее… — сказал он, вытягивая розу глубокого красного оттенка, — чистота. Она чиста и не испорчена бессердечием окружающего мира. Ее чистота проста, прекрасна и легка.
Я взяла из его рук розу, и на моих губах заиграла улыбка.
— Похоже, это удивительная женщина.
Он кивнул.
— Это действительно так.
Зайдя за прилавок, я начала подрезать выбранные для Олли цветы, а он тем временем выбрал красную вазу.
Цветы были совершенно разные: и по цвету, и по виду. Потрясающее сочетание получилось. Именно за это я больше всего любила свою работу — за возможность помочь людям, пришедшим в магазин, сделать правильный выбор. У нас есть великолепные розы, не менее прекрасные тюльпаны, но насколько сильное испытываешь творческое удовольствие, когда, не ограничиваясь в выборе, создаешь для человека композицию, отражающую сущность его любимого.
Пока я завязывала бант вокруг вазы, Олли смотрел на меня, слегка прищурив глаза.
— Ты не отвечаешь на его звонки.
Сосредоточенно завязывая на вазе ленту, я поморщилась.
— Это не просто так.
— Естественно, — согласился он. — В конце концов, ведь мы говорим о Грэме. — Олли понизил голос и прижал к груди шляпу. — Милая, что бы Грэм ни сделал, он сожалеет.
— Он был очень жесток, — прошептала я. Бант получился не очень ровным, и мне пришлось развязывать ленту и начинать все сначала.
— Не сомневаюсь, — сказал Олли и тихо усмехнулся. — Но речь идет о Грэме, что означает: он не хотел этого…
Мне нечего было сказать на эту тему.
— В общем, так: букет стоит сорок четыре доллара, но я вам делаю скидку на первую покупку в нашем магазине, поэтому с вас тридцать четыре доллара.
— Это очень мило с твоей стороны, Люси. Спасибо. — Он достал бумажник и отсчитал деньги. А затем развернулся, надел свою фетровую шляпу и направился к выходу.
— Олли, вы забыли цветы, — крикнула я ему вслед.
Он снова повернулся ко мне и покачал головой.
— Нет, мэм. Мой друг попросил зайти сюда и выбрать для вас букет. Я задал ему несколько вопросов о вас, в результате чего родилась эта композиция.
— Грэм говорил обо мне такие вещи? — спросила я, и в груди защемило, когда мой взгляд опустился на букет.
— Ну, он просто подсказал мне одно из слов, а остальные я подобрал самостоятельно, основываясь на нашем недолгом общении в прошлый раз. — Олли откашлялся и склонил голову. — Послушай, я не говорю, что ты должна вернуться, но если ты это сделаешь, то докажешь, что он ошибается.
— Докажу, что он ошибается?
— Грэм идет по жизни, убежденный в том, что все люди уходят. Если он и вынес какой-то урок из своего прошлого, то только этот. Так что, в какой-то степени, он испытывает облегчение от того, что ты ушла. Ведь он был уверен: рано или поздно ты все равно исчезнешь. Вот за это он меня терпеть не может. Несмотря ни на что, я упорно продолжаю появляться в его жизни. И это сводит его с ума. Так что если ты ищешь способ отомстить Грэму за причиненную боль, то лучший из всех — это доказать его неправоту. Доказать ему, что не все уходят. Я обещаю, он будет вести себя так, будто ненавидит тебя за это, но помни: вся правда в его глазах. И в них ты увидишь миллион благодарностей.
— Олли?
— Да?
— Что за слово он вам подсказал? Чтобы описать меня?
— Чистота, моя дорогая. — Он в последний раз приподнял шляпу и направился к выходу. — Грэм назвал тебя чистой.
* * *
Когда я поднялась на крыльцо и подошла к нему, Грэм сдвинул брови, скрестил на груди руки и удивленно произнес:
— Вернулась. Честно говоря, я думал, что это произойдет на несколько дней раньше.
— С чего ты так решил? — спросила я.
— Профессор Оливер сказал мне, что ты получила цветы.
— Да.
Он приподнял бровь.
— Это было четыре дня назад.
— И что?
— Ну, тебе понадобилось много времени, чтобы прийти сказать спасибо.
Его сухой строгий тон не шокировал меня, но, услышав эти слова, я почему-то вздрогнула.
— Почему я должна благодарить тебя за цветы? Ты их даже не выбирал.
— Какое это имеет значение? — спросил он, почесывая затылок. — Ты ведь приняла их и, получается, показала себя неблагодарной.
— Ты прав, Грэхем. Самая невоспитанная тут я. В любом случае, я здесь только из-за твоего сообщения о болезни Тэлон.
Не дожидаясь приглашения, я вошла в дом, сняла куртку и бросила ее на стул в гостиной.
— Небольшая температура, но я не был уверен, что… — Он сделал паузу. — Ты вернулась, потому что она заболела?
— Естественно, вернулась. — Я фыркнула. — Я ведь не монстр. Если Тэлон нуждается во мне, то я буду здесь ради нее. Просто до сегодняшнего дня ты не оставлял сообщений.
— Да, конечно, — кивнул он. — Послушай…
— Не извиняйся, это похоже на слабость.
— Я и не собирался извиняться. Просто собирался сказать, что прощаю тебя.
— Прощаешь меня? За что?
Он отвернулся, взял мою куртку со стула и повесил ее в шкаф.
— За твое ребячество и за то, что исчезла на несколько дней.
