А убивать Вэл научилась. Судя по всему, получалось это у нее не хуже, чем воровство кошельков в рыночной толпе.
Нет, не было никакого изматывающего боя с равным противником, никакой доблести и чести.
Сумрак ночи и лунный свет; имя, накорябанное на смятой бумажке или сказанное вслух, и отсутствие вопросов — одно слепое повиновение.
Ее называли Тень.
И только Тень могла, незаметно подобравшись, перерезать горло пьяному забулдыге, перечившему Джанеке, или вонзить клинок в сердце мирно спящего попрошайки, не отдавшего свою часть доли строгой госпоже.
Бесчестная честная убийца, подчищающая за Джанекой ее грязные дела.
Вэл и сама не понимала, когда в ней сломалось то, что прежде не позволяло хладнокровно отпускать тетиву лука или вытаскивать из-за пояса изогнутый клинок.
Выследить ни о чем не подозревающую жертву было просто. Исчезнуть в сумраке, скрывая свое лицо под капюшоном, казалось естественным, будто она всегда занималась только этим.
Почти истина, не так ли? Вся ее жизнь — это попытка раствориться в людской толпе, смазать собственное лицо.
Умелая воровка, которая стала неплохой убийцей.
Горько, словно она не оправдала ожиданий матери. Только вот матери у нее не было.
Когда-то Вемир говорил, что она вряд ли сможет убивать, глаза у нее не те.
Вэл не знала, что значит «не те». Но знала, в том числе и благодаря тренировкам Вемира, что стала той, кем не должна была стать.
Никаких угрызений совести, никакой вины за содеянное.
Удовольствие? Нет, скорее удовлетворение от того, что наконец все встало на свои места.
Она не чувствовала ровным счетом ничего или старательно делала вид, что не чувствовала. Она не хотела задумываться о своей жизни, разбирать мотивы собственных поступков — от этого уловимо попахивало гнилостным, сладковатым душком самообмана.
Но правду не скрыть, верно? От этой мысли становилось тошно, как от приторной медовухи, льющейся в пересохшее горло.
«Будь честна сама перед собой и признай это, Валлери».
Все лежало на поверхности — она наказывала себя. Жестоко, изощренно, уничтожая в своем естестве главное — истинную себя.
Вэл наслаждалась тем, как рушатся твердыни ее принципов и правил, гордости и морали, покрываясь глубокими трещинами.
За Шейна. За Раза. За собственную глупость, повлекшую необратимые последствия.
«Хватит».
Мысли, не несущие в себе ничего. Не стоит тратить на них время.
Вэл поморщилась, загоняя внутренние терзания в самую глубь своей темной как ночь души.
Громкий шум привлек внимание. Двери захудалой таверны были распахнуты, оттуда доносились пьяные голоса и смех вместе с запахом блевотины и скисшего пива.
Она прищурилась, рассматривая близ таверны сгорбленную фигуру, скорчившуюся на заплеванной брусчатке. В свете одинокого фонаря были явственно видны четверо мужчин, стоявшие полукругом, как хищные звери, загнавшие в ловушку свою жертву.
Хотелось пройти мимо. Чужие хмельные разборки не касались Вэл, только взгляд так не вовремя выхватил из общей картины знакомое бледное лицо.
Кровь стекала из разбитой губы, под заплывшим слезящимся глазом наливался огромный синяк, отпечаток грязного сапога виднелся на алевшей скуле.
Вэл колебалась всего мгновение.
— Отвалите от него! — крикнула она, ускоряя шаг.
Мужчины обернулись, и злые ухмылки сменились кровожадным удовольствием. Конечно, еще одна возможная жертва. Так кстати, пока не развеялся дурманящий пустые головы азарт.
Вэл внутренне напряглась, словно собираясь в пружину. Ближний бой, да еще и с четырьмя крупными мужчинами — явно не лучшая перспектива на сегодняшний вечер. Да и, как назло, Раша не было рядом. Но, увидев лицо мальчишки, залитое кровью, она не могла позволить себе безразлично пройти мимо.
В конце концов, это был обыкновенный ребенок, которому, как и Вэл когда-то, «повезло» родиться не в то время и не в том месте.
— Че надо, шлюха? — Коренастый мужик, судя по грязному одеянию, типичный обыватель этого богами забытого места, прищурил узкие глаза, недобро посматривая на приближающуюся девушку.
— Отпустите мальчишку. — Вэл предусмотрительно остановилась в десятке шагов от ухмыляющихся мужчин.
Нехорошая ситуация вырисовывалась, очень нехорошая.
— Да ну? Еще че хочешь? — Мужик с вызовом сплюнул. — Может, отсосать нам?
— За что бьете? — Вэл смотрела прямо в лицо коренастого мужика, прикидывая свои шансы.
Прикидывать было нечего — их просто не было. Одолеть одного — может быть, но никак не четверых. Ее оружием были темнота и тишина, идущие бок о бок с кошачьей ловкостью, а бой лицом к лицу равносилен смертельному приговору.
— А ты, смотри-ка, разговорчивая какая. Иди-ка сюда, я тебе расскажу! — За спиной мужика загоготали его дружки.
— Ты, должно быть, крут, да? Главный, что ли? — Вэл знала, что лучше уйти.
Замолчать, забыть и не рисковать. Но краем глаза она видела изумленное, полное надежды лицо маленького воришки, а внутри все сжалось от одной только мысли о спасении собственной шкуры.
Остро запахло неприятностями.
— А тебе что за дело? Сама-то кто такая, шалава?
— Никто. — Ладонь предусмотрительно легла на рукоять кинжала. — Отпусти мальчишку, и я уйду.
— Захлопнись, поняла? — хохотнул мужик, и его соратники с удовольствием поддержали его громким пьяным смехом.
— Понятнее некуда, — мягко проговорила Вэл, внимательно наблюдая за движениями бурно веселящейся компании.
Коренастый с лязгом выхватил из ножен короткий меч, бросаясь на Вэл. Она, поминая недобрым словом свой талант влипать в нехорошие ситуации, легко отбила клинок мужика и парой ударов заставила его отступить назад. Мужик зарычал, казалось, теряя человеческое лицо.
«Вот настоящие оборотни, — пронеслось в голове. — Пьяные твари».
Атака была сильной, мужик давил весом, и Вэл с трудом отклонила его удар. Трое приятелей двинулись с места, и она, понимая, что в ближнем бою мало чего стоит, ловко ушла от одного из нападавших, резво наклонившись и пропуская огромный кулак над головой.
— Беги! — крикнула мальчишке, и тот, завороженный происходящим, дернулся, вскакивая на ноги.
Вэл едва успела отбить сильный выпад, резко развернувшись и чудом избежав ранения в живот, и тут же попятилась в сторону, скользя вдоль здания таверны.
Плохо дело, очень плохо. Одна против четверых, лицом к лицу — у нее не было никаких шансов.
Хорошее завершение вечера, нечего сказать. Как бы она ни была зла на собственную жизнь, но подохнуть у стен замызганной дешевой таверны не входило в ее планы.
