Ладони Шейна заскользили по спине Вэл, задирая плащ, трогая голую, покрытую мурашками поясницу.
— Ты не хочешь понять.
— Ты должен был уйти со мной. У нас бы получилось, — сдерживаться было невозможно, сердце грохотало в груди. Вэл почти бессознательно, дрожащими руками ласкала волосы волка, гладила острые скулы, невидимые в темноте, бережно трогая горячую, чуть колючую от щетины кожу подбородка, — у нас получилось бы, упрямый ты волчара.
— Не получилось бы. Ты любишь его одного.
И поцелуй. Снова.
Безумный, растерявший в пути нежность. Вкус крови ощутился на языке, послышался тихий, пробирающий до мурашек рык, и сразу стало так больно внутри, что рука уперлась в каменную грудь, отстраняя, прерывая мучительную пытку.
Вэл опустила голову, слушая собственное дыхание, глубокое, прерывистое, свистящее в легких, вытерла с подбородка кровь, чувствуя голову как чужую, ватную, без капли разума.
А между ног проснулось давно забытое ощущение: стало влажно, почти больно и впервые за долгое время показалось, что предел достигнут. Хотелось сжать бедра, опустить руку, касаясь себя под бельем, — в кои-то веки повести себя как та самая шлюха, коей ей скоро предстояло стать.
Вэл глухо засмеялась, поднимая голубые глаза, смотря на Шейна сквозь спутанные волосы.
Взгляды, затуманенные, точно пьяные, сумасшедшие у обоих, встретились. Мгновение тишины, и тут же — незаметное, неразличимое в темноте движение навстречу друг другу, ощущаемое лишь колыханием воздуха.
Полустон, совершенно щенячий скулеж сорвался с губ Вэл, когда тяжелая ладонь легла между бедер.
Пальцы Шейна не церемонились, поглаживая, нетерпеливо дернули ремень, едва не вырывая его из штанов. Вэл прокусила губу, сознательно желая боли, желая заткнуть ею собственные стоны.
Царапаясь, как одурелая кошка, она ладонями вцепилась в куртку на спине волка, смяла ее, потянула до судорог в пальцах.
— Вэл… — собственное имя, сорвавшееся с губ Шейна, невозможно желанное и необходимое, опалило шею. Его зубы сомкнулись на коже неприятно и неожиданно.
Но Вэл была готова умолять.
Пусть волк оставляет следы, кусает, рвет, делает больно. Она давно привыкла к боли.
Пусть волк покрывает ее тело своими знаками, забирает себе, пока оно еще принадлежит ей и она может им распоряжаться.
Хотя бы раз, всего на один-единственный жалкий миг, но Вэл хотела принадлежать кому-то, кроме Раза.
Влажный язык проник в приоткрытые губы, и она, не препятствуя, потянулась в ответ, желая ощутить, вобрать в себя этот поцелуй, запомнить, впечатать в память, выжечь клеймом на коже.
Рука Шейна, давно поглаживающая нетерпеливыми движениями грудь под тканью туники, оставив возбужденные чувствительные соски, заскользила ниже по ребрам, животу, стремясь избавить от надоедливых, мешающих вещей, и уверенно справилась с кожаным ремнем, а затем ширинкой. Ладонь отвела тонкое белье, коснулась мокрых, истекающих влагой губ, один палец уверенно проник внутрь, и Вэл почти застонала в голос, запрокидывая голову, упираясь затылком в стену, ерзая волосами по щербатой поверхности, в беззвучном крике распахнув рот.
Пальцы волка задвигались внутри ритмично, умело и вдруг издевательски замерли.
Вэл задрожала, невменяемая, забывшая свое имя, потерявшаяся в окружающем ее мраке. Она задвигала бедрами, чуть расставляя ноги, не соображая, срываясь на стон.
Металлический звук расстегиваемого ремня ворвался в уши, кровь заструилась по венам, закипая в предвкушении. Рука, дрожащая и слабая, потянулась и коснулась члена — и от ощущения чужого возбуждения вихрем снесло голову, окончательно лишив последнего зачатка сознания.
Шейн разозлился, тихо зарычав. Вэл почувствовала кожей, каждым волоском на послушном чужой воле теле, как зверь почти берет в мужчине верх. Она не успела испугаться, как волк дернул ее штаны, спуская их вместе со сбившимся нижним бельем на бедра.
Вэл запуталась в одежде, наклонилась, раздражаясь, и неистово рванула ненавистную шнуровку сапога.
Не справилась.
На мгновение она растерялась и тут же засмеялась безумным неконтролируемым смехом. Еще одна слепая попытка, шнурок затрещал в непослушных руках и наконец поддался — и вот прохладный осенний воздух захолодил голые ягодицы, а штаны бесполезной тряпкой повисли на одной ноге, глупо, некрасиво.
Но кого это волновало?
Шейн, не задумываясь и не церемонясь, толкнул два пальца в мокрый рот Вэл, по языку до самой глотки.
Она подавилась, застонала, закашлялась, и пальцы великодушно покинули ее.
Уверенная рука волка легла между ног, пальцы погладили, сводя с ума, вновь проникли внутрь без лишней деликатности, и тут же ладонь другой руки заткнула рот, предугадывая, в самый последний момент приглушая громкий стон.
Челюсть свело от жестких неумолимых пальцев. Вэл замотала головой, стараясь сбросить руку, из последних сил проявляя волю, и тут же — само противоречие, послушная и покорная, позволила подтянуть себя за бедра, задирая колено.
Сердце часто забилось в горле, отзываясь на утробное звериное рычание. Вэл, совершенно точно безумная, почти потеряла сознание, когда волк вошел в нее медленно, примеряясь, привычно больно, но совершенно по-другому, иначе, другой болью.
— Ты… такая… — Голос Шейна сорвался.
Одно нетерпеливое движение бедрами, толчок, еще один, и он в ней, стирая боль, превращая ее во что-то забытое.
Рука не отпускала рот. Правильно.
А иначе…
Вэл хотела кричать, захлебываясь стонами, скулить, как щавка, не соображая, не думая о последствиях.
Минуты счастья. Мгновения безумной, всепоглощающей, налетевшей, как смерч, нежности. За которые она была готова отдать свою жизнь, если потребуется, или жизнь Шейна, что было практически равноценно. Вэл не различала себя и его. Не сейчас.
Волк входил в нее лицом к лицу, не сзади, не унижая, не покоряя, не превращаясь в неразличимый силуэт, смотря глаза в глаза, не отрывая взгляда.
Невозможно, нет сил.
Вэл прикрыла веки, темнота опустилась вокруг, плотная и густая.
Руки сцепились на светловолосом затылке, запрокинутая голова заелозила по неровной стене в такт резким движениям, и Вэл, играя с собственной жизнью, почувствовала, что еще немного, и кончит от одной мысли, что ее трахают.
Влажно, мокро. Потрясающе.
Зубы поцарапали ухо, больно, явно до крови.
Опять кровь.
Последний толчок, и сразу стало горячо внутри; и она вдруг не выдержала, заливаясь слезами, прикусывая пальцы волка, смыкая зубы, причиняя боль.
Слезы текли, оставляя дорожки на щеках, прячась за подбородком в ткани высокого ворота.
