— Конечно, — отвечает Граф с такой мягкой готовностью, что мне и вовсе становится не по себе. — А вы продолжайте свою историю, Шахерезада.
Откидываюсь на спинку сидения. Все не могу отвлечься от вида Графа, заваривающего кофе в турке — как я люблю. Две чашки.
— Напомните, на чем я остановилась в прошлый раз?
— Лана назвала Глеба Стрелком.
— Точно. Стрелок…
— Ты виделась с Ланой! — заявил Глеб, едва закрыв за собой дверь квартиры. — Зачем?!
Ксения прервала разговор по телефону на полуслове. Попросила прощения у собеседника — и сбросила вызов.
— А ты, оказывается, способен выражать эмоции, Стрелок.
Ее глаза улыбались, а Глеба трясло.
— Зачем лезешь к моим знакомым? Тебе меня мало?!
— Иногда мне тебя слишком много, — сухо ответила Ксения.
Они стояли друг напротив друга, как главнокомандующие армиями, чувствующие за собой силу. Равный с равным. Глеб уступал только в том, что был мужчиной.
— Что ты ей сказала? — спросил он, снимая куртку.
— Это останется только между Ланой и мной.
Тон ее голоса, вызывающая полуулыбка, надменная поза, даже то, как, словно дразня, Ксения откинула прядь, упавшую ей на лицо, — все это всколыхнуло в душе Глеба такую муть, что он едва сдержался, чтобы не рвануть к ней, не тряхануть со всей силы за плечи — но только качнулся на пятках.
— Скажешь!
— Ну, давай, Стрелок, выпроси у меня ответ!
Глеб сделал глубокий вдох… — но это уже не помогло. Он за руку потащил Ксению в спальню — и швырнул на матрас.
— Да ты настоящий мачо, Стрелок! — подзадорила его Ксения.
Глеб рыкнул. Рывком стянул с нее блузку — по полу покатились пуговицы — сорвал лифчик. Ксения даже руками не прикрылась — так и сидела перед ним, с обнаженной грудью, — которую хотелось мять ладонями и губами, зарыться лицом.
— Ну, и что дальше, Стрелок? — уже сухо, с прищуром, спросила Ксения. — Как далеко ты зайдешь?
Глеб опустился перед ней на корточки. Внутри у него все клокотало — даже картинка перед глазами пульсировала, — и от того, что Ксения испытывала его, проверяла его границы, это ощущение только усиливалось.
— Ложись и спрячь ладони под подушкой! — приказал он — едва ни выкрикнул.
В ответ Ксения склонила голову набок — и улыбнулась.
Глеб ударил себя ладонями по коленям, вскочил, рванул в коридор — и вернулся оттуда с кашне.
— Эй, Стрелок! — Ксения усмехнулась, когда он крепким узлом, почти до боли, связал ей запястья за головой. Но в ее насмешке уже появились нотки страха.
— Закрой глаза — иначе я сделаю это сам — твоими же чулками, — процедил Глеб, резкими движениями стягивая их с Ксении.
— Что ты творишь?!
— И рот закрой!
Он смотрел на нее, обнаженную, беспомощную, доступную, со связанными руками и закрытыми глазами, и гнев в нем постепенно оседал. Глеб искал в ее позе, мимике, выражении лица то, что показало бы, — ей плохо, больно, страшно, она не хочет. Но нет. Напротив, ее приоткрытые губы говорили об обратном.
— Раздвинь ноги… — Глеб подождал — всего несколько секунд — и жестко повторил: Я сказал. Раздвинь. Ноги.
Ксения послушалась.
Глеб провел ладонью в миллиметрах от ее лица, над шеей, ключицами, сжавшимися соками, покружил над сексуальным животиком, который в напряжении ожидал прикосновения; затем ниже — над завитушками волос… Потом, после волнующей паузы, он коснулся языком нежного розового бугорка, скрытого под ними. Ксения дернулась, застонала — и Глебу пришлось прикрыть глаза, чтобы хоть немного замедлить лавину желания, которая накрывала его.
Стараясь не касаться Ксении, он поднялся выше, прикусил один ее сосок, затем — другой, поцеловал в шею, сжал зубами мочку уха. В его действиях не было нежности — Глеб все еще злился — и он очень хотел, чтобы Ксения это почувствовала. Но злость не умаляла его любви — и Глеб хотел, чтобы Ксения чувствовала и это.
Секундное колебание — и он вошел в нее пальцем. Почувствовал, насколько там горячо и влажно, — и тотчас же добавил еще один. Он никогда так не делал с Ксенией и не знал, понравится ли ей, но сейчас, в первую очередь, понравиться должно было ему.
Продолжая ритмичные движения рукой, наслаждаясь стонами Ксении, он покусывал ее сосок — сильно, но не настолько, чтобы ей было по-настоящему больно. Глеб считал себя достаточно взрослым, чтобы не разбрасываться словом «никогда», но сейчас оно было уместно. Глеб знал, что никогда не сделает Ксении больно. По крайней мере, осознанно.
— Дальше сама…
Глеб развязал ей руки и теперь ласкал ее — по-прежнему, лишь губами и языком — пока она ласкала себя. И вместе с ее окончательным, разрывающим его нервы «ааах!», вместе с ее сладкой судорогой, кроме испепеляющего желания, Глеб почувствовал безграничную любовь и нежность.
Он поцеловал Ксению в губы, чтобы передать ей эти ощущения. Ее ресницы дрогнули, Ксения открыла глаза — и Глеб увидел, что она испытывает то же самое.
Разве такое возможно?!.
Ксения приподнялась на локте и склонилась над Глебом. Он желал ее до внутреннего озноба, до умопомрачения — и не скрывал этого. Ксения нежно улыбнулась и завязала кашне ему глаза.
— Теперь твоя очередь, Стрелок…
Граф откашлялся.
— Значит, Глеб так и не узнал, зачем Ксения встречалась с Ланой?
Я ответила не сразу. Мне требовалась пауза, чтобы соврать, потому что правдивый ответ был таков: я остановилась вовсе не потому, что дорассказала отведенный на сегодня фрагмент. А потому, что во время прошлой интимной сцены между Ксений и Глебом горячие пальцы Графа сжимали мои соски — и сейчас мое тело изнывало по тем ласкам. Продолжи я — и мой голос меня бы выдал.
Я опустила лоб на руль. Что же такое со мной творится?.. Я же умом все понимаю: нельзя! Но телу мои доводы безразличны. Оно словно намагничено пальцами Графа…
Конечно, я справлюсь со своими желаниями.
Перетерплю.
Но какой ценой?..
Прохладный пластик привел меня в чувство. Снова взяла бинокль. Граф стоял у плиты — на том же месте, где я кормила его креветками. Он положил ладонь на столешницу там, где тогда о нее опиралась я.
В своих мыслях Граф оказался так далеко, что забыл о своем вопросе.
Я первой нарушила изнурительное для души и тела молчание.
— Это же Глеб — он всегда получает то, что хочет.
— Уже была глубокая ночь, но эти двое еще не спали.
Глеб зажег свечу на полу, лег рядом с Ксенией и подпер щеку ладонью. Другой рукой он гладил свою любимую женщину по волосам, перекинутым через плечо. На ее лице блуждала сонная, нежная улыбка. Глебу же, напротив, спать не хотелось.
