— Тебе нельзя появляться на людях, — сказала она.
Глеб прикрыл глаза. К счастью, в этот момент дверь закрылась, — и Ксения не видела выражения его лица.
— Останься… — Глеб старался говорить как можно ровнее, но голос предавал его.
— Отпусти меня.
Глеб медленно покачал головой.
— Никогда.
— Отпусти. Я всегда буду в бегах, а у тебя все еще может сложиться.
— Это не тебе решать.
— Ты замечательный мальчик с хорошей судьбой, которую я не стану ломать.
— Я. Не. Мальчик! — выкрикнул Глеб. — Я не был им даже, когда мы познакомились. Я — мужчина, который может постоять за себя и за свою женщину! Не делай этого… — уже тихо произнес он.
— Все будет хорошо, Стрелок…
— Останься! Дай нам шанс!
— Подумай же, наконец! Ну, какое нас ждет будущее? Через пятнадцать лет ты станешь прекрасным молодым мужчиной, а в кого превращусь я, скрываясь по подвалам? В пятидесятилетнюю, замученную, морщинистую женщину. Ты либо сам уйдешь от меня, потеряв эти пятнадцать лет, либо останешься со мной из жалости — а это куда хуже расставания. Запомни меня такой, какая я сейчас… А если бы не эта история с картинами, ты бы запомнил меня шатенкой в ажурной маске, — и это было бы куда лучше. Посмотри, что со мной стало за пять лет…
— Ничего с тобой не стало!
Она выдохнула. Мученически улыбнулась.
— Стрелок… Милый… Я люблю тебя — по-своему… Но я взрослая женщина, я вижу куда глубже, чем ты. Ничего не выйдет. Мы не можем жить с тобой «долго и счастливо». Разве что умереть в один день.
— Я не нужен тебе. В этом дело?
— Да нет же, Стрелок! Но я не настолько эгоистична, чтобы тянуть тебя за собой на дно. У тебя только одна жизнь, Стрелок.
Но он не слышал ее.
— Ты же обещала, что будешь со мной! Помнишь? Ты же сказала, если я помогу тебе, мы останемся вместе.
— Нет, Стрелок, — теперь и ее голос дрогнул. — Я сказала, если ты поможешь мне, я отдам тебе кольцо. А ты — подаришь его нашему ребенку. Так все и случилось.
Глеб покачал головой.
Что за бред?..
— Кольцо было в той маленькой коробочке, которую ты сегодня нашел в шкафу…
Глеб, невольно опустив руку с мобильным, пытался справиться с глыбой мыслей, которая рухнула на него.
Ксения с трудом оторвала от Глеба взгляд. Но, когда сделала это, следующее действие далось ей уже легко. Она выбросила телефон в урну — и ушла.
Навсегда.
Вот за поворотом мой дом.
Выныриваю из-за кустов — и первое, что я вижу в темноте, — мелькание проблесковых маячков полицейской машины.
ГЛАВА 21
Это был обычный выходной день. Мы валялись на диване, смотрели телевизор. Папа лежал на боку, опираясь о локоть, и щелкал пультом, уже, наверное, по четвертому кругу перебирая каналы. Я сидела в позе лотоса и ложкой выцарапывала из банки остатки шоколадного крема. Комнату освещал лишь экран телевизора с мельтешащими картинками. Дождь барабанил в окна. Позевывая, я сожалела о том, что так быстро закончился шоколадный крем. Он всегда быстро заканчивается. Нужно покупать сразу несколько банок…
— Стоп! — скомандовала я папе, и он задержал палец над кнопкой пульта. — Это же Граф — писатель! Давай, послушаем, кого он довел до самоубийства на этот раз.
Я любила читать. Книги проглатывала — одну в два дня. Но из книг Графа читала только парочку. Он слишком жестко пишет, его Вселенская злость на людей льется из каждой строчки. Мой же любимый автор — Стиг Ларссон. То же не романтические комедии пишет, но все-таки… Только у Графа и без меня была армия поклонников и поклонниц. Людям нравится читать, как издеваются над кем-то, похожим на них.
Тогда я знала о Графе только то, что он жестокий, своенравный, бездушный затворник. Он не давал интервью, но, похоже, в преддверии выхода книги, его все-таки уговорили выступить на камеру.
И вот я наблюдаю, как он в расслабленной позе сидит на черном кожаном кресле с высокой спинкой — как на троне. Черный фон. На экране — только Граф. Шелковая рубашка баклажанного цвета, черные брюки, черные туфли — их начищенные носки блестят в резком свете лампы. На мизинце кольцо с камнем под цвет рубашки.
Граф ловко водит за нос журналистку, стоящую за камерой: уворачивается от ответов на неудобные вопросы, а потом и вовсе меняется с ней местами. Меня увлекает эта игра.
— Смотри, пап, ему же около тридцати, а волосы уже седые — прямо, как у тебя.
Папа не отвечает, и я поворачиваюсь к нему.
От того, что я вижу, мое сердце сжимается так больно, что некоторое время я не могу дышать.
— Пап! Что с тобой?!
Он сидит на краю дивана. Совершенно поменялся в лице. Кажется, едва не теряет сознание. Он смотрит на экран, не отрываясь, его губы дрожат. В глазах стоят слезы. Он встает — не хочет, чтобы я все это видела — покачивается — и хватается за край стола. Я бросаюсь к нему на помощь, но отец отстраняет меня, пытается улыбнуться — но выходит так горько, что меня словно нож режет в солнечном сплетении.
Это были только цветочки. Куда более сильные эмоции я испытала позже, когда отец рассказал мне свою историю.
О своей безумной любви к женщине, так похожей на меня.
О сумасшедшей ночи в автомастерской, после которой Ксения забеременела.
О сыне, которому он, сам того не зная, подарил кольцо.
О долгих, мучительных и безрезультативных поисках своего ребенка.
И о том, что этой ночью по телевизору увидел свое кольцо на руке Графа.
В ту же ночь у отца случился первый приступ. Я слышала, как он ходил по спальне, натыкаясь на мебель, а потом произнес громким, требовательным голосом: «Где мое кольцо, Ксения?!» Словно она стояла рядом с ним, там, в спальне. Так страшно мне еще никогда в жизни не было…
Мой папа из тех людей, которые даже самые сложные решения принимают мгновенно. Но после интервью я несколько недель слушала, как по ночам время от времени жалостливо поскрипывала его кровать. Спал ли он вообще?
Представить не могу, что чувствует отец, который несколько десятилетий разыскивает своего сына, а этим сыном оказывается монстр.
Вряд ли мой папа принимал более сложные решения в своей жизни.
Понятия не имею, что творилось тогда в его голове. Знаю только, ему было больно. А мне было больно потому, что я ничем не могла помочь самому близкому человеку. Просто старалась находиться рядом, чтобы он чувствовал мою поддержку и любовь. Тяжелое, мутное, невыносимое время…
Отец отправил Роджера следить за Графом — и результаты только подтвердили опасения. Тогда отец решил вычеркнуть Графа из своей жизни — словно никогда и не видел того интервью. Но по ночам все чаще и чаще в нем просыпался измученный любовью мужчина, который требовал свое кольцо…
