В отличие от обывателей, шаманы далеко не всегда считают, что представители народа мухоморов и лесные духи красивы (рис. 4.7). Многие полагают, что они именно уродливы или только кажутся красивыми. Вот что пишет об этом В.Г. Богораз, еще заставший культ мухомора на Чукотке: «Мухоморы являются к пьяным людям в странной человекоподобной форме. Так, например, один мухомор явится в виде однорукого и одноногого человека, а другой – похожим на обрубок. Это не духи, это именно мухоморы как таковые» [94].
В абхазских сказаниях также говорится, что в лесу живут женщины, которые на вид безобразны, но выглядят как красавицы [105, c. 30].
Рис. 4.6. Груди, закинутые за спину.
Рис. 4.7. И.Я. Билибин. Русалка на дереве.
Причин для такого неоднозначного подхода к теме лесных женщин и девушек-мухоморов видится несколько. В подавляющем большинстве случаев рассказы о русалках, чья «красота в десять раз превосходит любую земную», мы встречаем в кругу непосвященных, то есть тех, кто передает сакральное знание с чужих слов, без собственного опыта общения. С этих позиций кажется логичным, что только обнаженная молодая красавица может увлечь охотника [97, c. 107]. Этот же принцип построения мы наблюдаем у детей, которые спрашивают у взрослых, почему они пьют водку, и делают собственное предположение об ее удивительных вкусовых качествах.
Если принять эту позицию верной, возникает вопрос: почему же тогда некоторые посвященные шаманы говорят и о красоте, и о безобразности девушек-мухоморов? Возможно, разгадка скрывается в существующем универсальном убеждении, что красивое и целое на земле (Средний мир) становится уродливым и разбитым в потустороннем мире (Нижний мир) [40]. Например, хакасы, отправляя умершего в загробный мир, одевают на покойника рваную или старую одежду, чтобы она там стала новой, а также кладут подношения для духов в посуду с трещиной, из которой сами никогда не едят [23].
Рис. 4.8. Давид Теньерс. Подготовка к шабашу. Одна из старых ведьм варит зелье, другая натирает тело молодой колдуньи волшебной мазью, третья обучает заклинаниям с помощью магических книг.
Сцены половых связей с духами, которыми богат шаманский фольклор, могут, помимо прочего, проецироваться и на иных употребляющих галлюциногены (мухомор, псилоцибин, белену и т. д.) как некий эталон. Директор психофизической лаборатории в Копенгагене доктор Леманн, рассматривая связь между интоксикацией беленой и эротическими переживаниями, приходит к выводу: «Многие старинные известия о шабашах ведьм рисуют именно такую картину: ведьма намазывается мазью и тотчас впадает в глубокий сон, сопровождающийся эротическими сновидениями и ощущением летания. Впрочем, не следует думать, что в основе всего учения о ведьмах лежали исключительно наблюдения над явлениями такого отравления, хотя вызванные им сновидения, может быть, и привели к представлению о ночных сборищах, на которых главное дело состояло в удовлетворении половой потребности. В особенности представление о любовных отношениях именно с дьяволами не может быть отнесено всецело на счет отравления беленой. Подобное представление должно было возникнуть другим путем и глубоко внедриться в сознание народа; только при таком условии оно могло так постоянно повторяться во снах. Вероятно, употребление наркотических мазей было с незапамятных времен известно колдунам обоего пола, и они применяли его, подобно индейским знахарям, с той целью, чтобы привести себя в состояние ясновидящих, а может быть, и для доставления приятных эротических снов. Но лишь с наступлением ужасов преследования ведьм мази эти получили широкое распространение, главным образом как обезболивающее средство, сны же присоединились при этом как явление побочное, вызванное не только наркотическими средствами, но и народными представлениями о шабашах ведьм» [106, c. 373] (рис. 4.8).
Из последних материалов совершенно неожиданным стал рассказ одного молодого чуваша о проведении своего рода мухоморного причастия у старообрядцев на Урале: «Моя бабка рассказывала, как ей еще прабабка делала. Смешала мухоморы с беленой, получилась мазь. Намазала этой мазью моей бабке виски, предупредила, что вначале голова кружиться будет, но ты не бойся, ей говорит. Стала ей передавать, наставлять. Это она делала, чтобы открыть правильную дорогу, передать ей веру старообрядческую. Мне бабка сама рассказала об этом. Потом прожила очень долгую жизнь, не болела» [222].
В деле закрепления соответствующего образа лесных женщин, русалок и девушек-мухоморов немаловажную роль сыграли и те условия, при которых происходил первичный прием галлюциногенных средств. М. Добкин де Риос пишет, что в культурах, где применялись галлюциногены, мужчины и женщины должны были принимать обет безбрачия (сексуального воздержания) на весь период своего обучения. Вместе с шаманом-наставником ученики уходили в дикие места и проводили опыты с наркотическими растениями [14, c. 116]. При этом они слушали легенды о духах леса, гор и рек, которые становились путеводной нитью для собственного экстаза. В этих рассказах им сообщалось в иносказательной форме о коварстве видимой красоты духов, об этапах шаманского экстаза, о правильном и неверном поведении в потустороннем мире. Подобные откровения, как совершенно справедливо заметил В.Я. Пропп, до сих пор содержатся во многих сказках о Бабе-яге, живущей в глухой чаще в избушке на курьих ножках, и в некоторых других [107]. При посвящении с помощью мухоморов таким сценарием могла бы, например, послужить известная современная сказка о Янко и его сестре Зоринке.
Янко и Зоринка живут одни-одинешеньки. Как-то раз они отправляются в лес за грибами. Янко набрал полную корзину поганок, потом видит: на кочке большой красивый гриб стоит. Мальчик хочет его взять, а он – прыг – и на другой кочке. Так Янко уходит за прыгающим грибом вглубь леса и оказывается у болота. Гриб превращается в ведьму, потом – в черную ворону. Ворона хватает мальчика и уносит его в свое жилище. Зоринка же тем временем ищет брата и встречает Старичка-боровичка. Он говорит ей: «Не уберегла ты Янко; теперь он в Черных скалах у ведьмы живет. Ты пойди, Зоринка, к Доброму великану – он тебе поможет». Помимо этого, Старичок-боровичок дает ей ореховую веточку. Зоринка находит Доброго великана, и тот соглашается ей помочь. Он сажает Зоринку к себе на плечо и относит ее к Черным скалам, к жилищу ведьмы. Дом оказывается без окон, без дверей; только через мышиную нору можно проникнуть внутрь (проход через маленькое отверстие широко встречается в шаманском фольклоре как путь в Нижний мир). Зоринка дважды дотрагивается до великана и один раз до себя ореховой палочкой, что делает их маленькими, ростом с мышку (увеличение и уменьшение объектов, как уже упоминалось, характерно при принятии мухоморов). Когда Добрый великан и Зоринка попадают в жилище, они видят огромный стул, огромный стол. Ведьма оказывается спящей. Зоринка прикасается к также спящему Янко прутиком, и он уменьшается в размерах. Вместе они убегают через мышиную нору. Тут ведьма просыпается и кидается в погоню. Зоринка возвращает всем первоначальный рост. Добрый великан хватает ведьму за волосы и отрубает ей голову. На этом сказка заканчивается [23].
