Во время экстатического опыта, вызванного приемом галлюциногенов, реализацией особых техник работы в сновидении или других шаманских практик, изначальные образы могут быть изменены. Это делается с помощью специальных слов, имеющих заклинательный характер, или действий. Например, это можно видеть в описании сна М.Г. (Нижний Новгород): «Захожу в некий аналог то ли шатра, то ли типи (вид жилища североамериканских индейцев – О.Д.) со стенами из белого войлока, на окраине леса. Откуда-то сзади внезапно появляется ведьма – Баба-яга. Я знаю это и сновидческой интуицией, и облик у нее соответствующий. Одета она в холщовое платье из лохмотьев, выглядящих, как куски сосновой коры, но сотканной из белесого тумана. На голове такой же платок, не покрывающий полностью голову. Из-под него видны не седые, а скорее, грязно-пепельные волосы, собранные назад. Лицо светло-смуглое, нос острый, длинный, не загнут, скорее, просто на манер "римского". Короткий щелчок страха, действует как триггер. Осознаю, что происходящее – сон. Степень осознанности – доходящая до чувства материальной плотности окружающего мира сна. В ту же секунду из ниоткуда, без подготовки (во сне это ощущалось как будто из абстрактного центра моей головы) возникает невербализованная в голос мысль-инструкция; надо сказать: "Обернись к лесу старой, ко мне молодой". Так и говорю: "Обернись к лесу старой, ко мне молодой". Ее облик тут же меняется – передо мной красавица-девица с темно-рыжими, в оттенок красной меди, волосами. Отличный высокий, крепкий бюст примерно второго размера, вишневые соски, детородные бедра объемом где-то 95 см. Талия не тонкая, не полная, скорее, этакая сильная, но по-женски гибкая. Крепкие атлетические ляжки, развитые, но не гипертрофированные. Икры как на лучших скульптурах Греции, щиколотка не тонкая и не толстая, пропорциональная. Задорно смеется. Мы тут же занимаемся любовью, страстно, но не до изнеможения, не долго, не коротко – ровно столько, сколько нужно обоим. Затем она с легкой иронией и одновременно искренним восхищением, на манер того, как произносят "ой да молодец-удалец", хвалит меня как мужчину. Но оргазм истощил осознанность. Далее сон растворяется и длится уже в обычном режиме» [222].
Длительная сексуальная изоляция при обучении (иногда она продолжалась всю жизнь) находит разрядку в инициационных снах. Секс с пришедшими в ИСС духами рассматривается шаманами как акт передачи знания и силы. У Л. Штернберга приводится рассказ одного нанайского шамана, к которому во время посвящения приходит дух в виде очень красивой маленькой женщины. Женщина-дух говорит будущему шаману, что является айями (духом-помощником) его предков-шаманов и хочет стать его женой, чтобы помогать в искусстве исцеления. «С тех пор она постоянно приходит ко мне, – делится шаман. – Я сплю с ней, как с женой, но детей у нас пока нет. Она живет в одиночестве в доме на горе. Иногда она появляется в облике старухи, иной раз – как волчица. Бывает так, что на нее невозможно смотреть без страха» [108].
При создании художественно-поэтических образов последний момент, как правило, не учитывается. В результате получается следующее:
Шамана встреча и Венеры
Была так кратка и ясна:
Она вошла во вход пещеры,
Порывам радости весна.
В ее глазах светла отвага
И страсти гордый, гневный зной:
Она пред ним стояла нага,
Блестя роскошной пеленой…
Покрыта пеплом из снежинок
И распустив вдоль рук косу,
Она к нему вошла. Как инок,
Он жил один в глухом лесу…
В. Хлебников
Эротика и галлюциногены
Сексуальный окрас возникающих в шаманских видениях образов и нередко следующее после принятия грибов реальное снятие одежды экспериментатором сыграли свою роль и в формировании представлений о девушках-мухоморах. Конечно, прилюдное обнажение употребившего мухомор нельзя расценивать как нечто из ряда вон выходящее, поскольку в традиционной культуре народов Крайнего Севера подобный акт имел место и при совершении некоторых других обрядовых действий, например при исполнении особых ритуальных песен [45, 110, 111]. На бытовом уровне женщина могла совершенно свободно ходить обнаженной при мужчинах старше себя в своем брачном классе, то есть при отце, дяде, братьях и т. д., но это было недопустимо в присутствии потенциальных мужей, представляющих чужой брачный класс. У обско-угорских народов ограничения касались не только конкретных половых признаков, но и распространялись на оголения шеи, ног и запястий рук [112, c. 83].
При употреблении мухомора такие запреты, регулирующие повседневные нормы, легко нарушались. Это не считалось неприличным, поскольку человек больше не рассматривался как обычный член общества. Он становился частью иного мира и всецело ему принадлежал. Е.П. Батьянова приводит рассказ об одной корякской женщине, которая, чтобы узнать, от чего гибнут ее сыновья, ест мухоморы. Она то ли видит сон, то ли слышит наяву голос: «Если хочешь сохранить детей, ты должна на бубне играть и ничего из одежды не иметь при этом». Женщина решила: «Мне надо сохранить детей». В пургу она обыкновенно снимала одежду и босиком, раздетая, с бубном обходила все стойбища. Детей она сохранила [46, c. 78].
Обогащение сексуального опыта и даже переоценка в худшую сторону своей прошлой сексуальности, воспринимаемой как «зажатость», после употребления психоделиков – мухомора, дурмана, псилоцибиновых грибов, ЛСД и др. – явление нередкое и хорошо знакомое, например трансперсональным психологам.
«Пациенты ЛСД-терапии и эмпирической психотерапии часто испытывают в ходе лечения глубокие сексуальные перемены, – пишет Станислав Гроф в книге «За пределами мозга». – Рано или поздно их представление о сексуальности значительно расширяется, и они обнаруживают, что прежние критерии поверхностны, недостаточны и сомнительны. Они узнают, что сексуальный оргазм и у мужчин, и у женщин – это не событие по типу "все или ничего", что у него много степеней, отличающихся как по интенсивности переживания, так и по полноте разрешения. Во многих случаях лица, до терапии считавшие, что у них адекватный сексуальный оргазм, сообщают об удивительном усилении потенции к оргазму. Обычно это прямо связано с обретением способности отдаться процессу, что происходит благодаря переживаниям смерти-возрождения и космического единства» [202, с. 229].
В деле появления или, по крайней мере, подпитывания устойчивого образа девушек-мухоморов могли сыграть свою роль и различные нервные болезни, которыми часто страдают жители Севера, причем преимущественно женщины. Есть мнение, что бешеные пляски с употреблением мухоморов в умеренных дозах во время праздников способствовали предупреждению приступа [46, c. 73]. Участник Великой Северной экспедиции С.П. Крашенинников наблюдал в XVIII веке следующую картину на одном из «пиров» камчадалов (ительменов): «Во время крику начали выбегать из углов бабы и девки, искося глаза, искривя рот и представляя себя как возможно страшными, которые, дошед до лестницы, подняли руки кверху и, делая странные телодвижения, плясали и кричали во всю глотку, а потом одна за другою падали на землю будто мертвые и разносимы были мужчинами по местам своим, где лежали аки бы бесчувственны по тех пор, пока некоторый старик не отшептал каждую порознь» [118, c. 84].
