Глава VII
Игрища, танцы и музыка
Первая стадия опьянения
Психологический настрой
С самого момента сбора, а то и раньше, и до факта конкретного употребления мухомора шла непрерывная психологическая настройка на предстоящее опьянение, как мы уже разобрали. Передаваясь от одного человека к другому, возбуждение усиливалось, и ко дню праздника наступал апогей. В.Г. Богораз писал, что торговля мухоморами на ярмарках велась тайно, чтобы между гостями не начался спор за обладание галлюциногенными грибами. Некоторые даже не рисковали возвращаться домой с драгоценной покупкой и предавались опьянению «в атмосфере, наполненной острым запахом выделений, среди диких криков соседей, объятых буйным экстазом от могущественного снадобья» [93, c. 46].
Мухомор на праздниках был не только средством опьянения, но и некоторым участником. Засушенный гриб рассматривался как вместилище духа и занимал соответствующее рангу положение среди других изображений. У коряков мухомор присутствовал в обязательном порядке на древнем празднике благодарения природы Хололо (Ололо). Сейчас Хололо, как его отмечают в поселке Лесная на западном побережье Охотского моря, включает в себя несколько торжеств: «Праздник нерпы», «Праздник медведя», «Встреча первой рыбы», «Волчий капюшон» и «Тэлытл» (был описан в разделе, посвященном Мировому Древу). Цикл обрядов направлен на то, чтобы снять с человека вину за убийство и поедание животных и помочь духу зверя возродиться вновь [138]. «Поедание мухоморов (обязательно меньше или больше одного!) было важным ритуальным актом во время осеннего промыслового праздника (Хололо), – пишет Е.М. Мелетинский, разбирая значение Ворона в мифологическом пантеоне палеоазиатов, – оно также предшествовало сочинению обязательной для каждого личной песни…» [54, c. 87].
Рис. 7.1. Корякский ритуал «Волчий капюшон»: а – танец хозяйки дома; б – бросание шапки в гостей. Рисунок А. Уркачан.
На чукотских и корякских праздниках мухоморы предлагались вместе с другими дарами (нерпичьим мясом, толкушей из ягод и т. д.) всем домашним духам-охранителям. Все это раскладывалось на лахтачьей шкуре. Потом возжигались свечи или лампы, огонь которых должен был показать путь домой для охотников в будущем.
Еще до принятия мухоморов проводились различные соревнования, веселые игры и обряды. По словам А. Уркачан, ведущий, обращаясь к собравшимся и всей природе, оповещал: «Праздник ["Спуск байдары"] начинается. Сегодня можно шутить, мазать друг друга толкушей» [138]. Веселье подчас имело сексуальную окраску. Художник и режиссер Р.Г. Бабич рассказывал об одном из камчатских развлечений так: «Несколько молодых парней сделали низкий стул, а для ножек использовали три кости из моржовых членов. Потом приглашали девушку-девственницу их возраста, мол, чаю попьем, и усаживали ее на этот стул. Потом долго смеялись: на трех членах сразу сидит» [30].
В тех корякских семьях, где родились близнецы, справлялся особый ритуал под названием «Волчий капюшон» (иг'лымг'ын) или «Волчья пара» (ы'г'ерч'ын). А. Уркачан сообщает, что к обряду специально плетут шапку из священной травы лаутэн, куда вплетают красные мухоморы, и делают посох, также украшенный грибами и травой (рис. 7.1 а). Хозяйка дома, взяв в руки посох и надев шапку, начинает танцевать перед собравшимися под ритм бубна. Резким движением она срывает с себя шапку и бросает ее в сторону гостей (рис. 7.1 б). Считается, что тот, в кого попадет «мухоморная» шапка, будет счастлив и удачлив [138].
Когда ожидание и общее возбуждение доходило до предела, ведущий шаман исполнял песню в честь духов-мухоморов, после которой следовало принятие грибов:
«Могучее племя мухоморов —
Кто с ним водится, становится мудрым.
У него вырастают широкие крылья,
Летая, повсюду обозревает свет.
Все видит, все знает,
Всем наслаждается, всему смеется,
Проказливый дьявол…»
[93, c. 51]
Надо отметить, что к тому времени многие уже находились в полупьяном состоянии, вызванном длительным ожиданием и игрищами, так что эффект от употребления мухоморов мог наступить уже через пять минут [93, c. 52]. С.П. Крашенинников, наблюдавший пиры камчадалов в первой половине XVIII века, пишет: «Первой и обыкновенный знак, по чему усмотреть можно человека, что его мухомор разнимает, – дергание членов, которое по прошествии часа или меньше последует». Тот же автор чуть ниже говорит о том, что те, которые приняли немного мухоморов, чувствуют в себе чрезвычайную легкость, веселье, отвагу и бодрость [118, c. 108].
Последние химические исследования также показали, что эффект от приема 7,5–10 мг мусцимола или 50–90 мг иботеновой кислоты появляется через 0,5–1 час после употребления и сохраняется 3–4 часа с остаточными проявлениями в течение 10 часов, а у особо восприимчивых – в течение суток [139].
Прилив сил и пение
Станислав Гроф в ходе тридцатилетних опытов с ЛСД предложил рассматривать экстатический опыт согласно трем типам, каждый из которых, по его мнению, базируется на тех или иных состояниях внутриутробного развития пациента ЛСД-сеансов и факторах его рождения.
Первый тип экстаза он назвал океаническим, или аполлоническим. Его характеризуют состояния покоя, радости, любви, блаженства, потеря границ Эго и абсолютное единение с космическим порядком, всей природой и богом. Человек при этом как бы парит в небесах или плывет в океане, испытывая безмятежное состояние пребывания в материнской утробе.
Второй тип экстаза, вулканический, или дионисийский, отличается физическим и эмоциональным напряжением, агрессивностью, гиперактивностью, сексуальной извращенностью, агонией умирания и т. п. У человека возникает ощущение, что приближается катастрофа, страшный суд; в его образах – картины оргий, жертвоприношений и убийств. Согласно теории перинатальных матриц, этому типу соответствует период прохождения по родовым путям.
Непосредственное рождение отражается на третьем типе экстаза, который назван иллюминативным, или прометеевским. Во время него человек испытывает состояние божественного присутствия, видит свет, ощущает глубокое чувство освобождения на всех уровнях [202, с. 336–338].
Рис. 7.2. Мухомор-свистун и хоровод вокруг гриба. Глиняные фигурки.
В данных рассуждениях С. Грофа о психологии и психопатологии экстаза нам видится искусственная попытка сведения того или иного переживания к рамкам заранее построенной схемы. Относительно психоделических опытов с использованием вызывающих их средств далеко не все исследователи, в том числе и те, кто испытывал галлюциногены на себе, соглашаются с выводами С. Грофа. Известно, что качество и глубина транса или экстаза во многом обязаны самым различным проявлениям: усталости экспериментатора, предшествующим опыту переживаниям, музыке, условиям, где проводится эксперимент, присутствию учителя, ведущего сеанс, и многому, многому другому. Может случиться, что одна и та же доза галлюциногенного вещества в одном случае буквально собьет с ног, а в другом вообще не возымеет действия. Поэтому в данной работе мы будем пользоваться делением, предложенным такими столпами этнографической науки, как С.П. Крашенинников и В.Г. Богораз-Тан, как наиболее адекватным.
