Волк, преградивший Йестину путь, лязгал зубами и рычал. Угрожая. Испытывая. Люси практически повернулась.
И чуть не упустила двух его сородичей, когда они показались, бесшумно вплывая на тропу, словно дым.
Колени дрожали. Руки тряслись. Мэдэдх издавал низкое рычание.
— Уходите! Я приказываю вам! — выкрикнул Йестин.
Волки, стоящие напротив Люси, обнажили клыки, словно смеясь. Мэдэдх ощетинился и задрожал.
— Конн, — прошептала Люси.
Сожаление огромной дырой зияло в ее сердце. Ладони были скользкими от пота. Она сильнее сжала камни. Люси не хотела покидать его. Не так, когда между ними осталось столько невысказанных слов и нерешенных вопросов.
Тень перед ней прыгнула. Она закричала. Люси пережила сумбурное мгновение из жара, клыков и глаз прежде, чем Мэдэдх ринулся навстречу нападавшему. Их тела столкнулись с такой силой, что покатились по земле, лязгая челюстями, царапаясь когтями.
Она слышала, как Йестин что-то проворчал, почувствовала, как он колеблется в нерешительности позади нее, поглощенный очередной атакой. Все вокруг было наполнено шумом борьбы, ужасом и хаосом. Люси бросила камень и промахнулась. Бросила другой, и он отскочил, ударив волка в бок и не причинив вреда. Окружающие их звери, смыкали кольцо. Позади нее Йестин сделал резкий выпад и нанес удар. Что-то теплое брызнуло на ногу Люси.
Она посмотрела вниз. Это была кровь.
Мэдэдх взвизгнул.
И Люси сорвалась.
Гнев затопил ее нутро, наполнил грудь, хлынул по дрожащим ногам, возвращая им твердость. Она чувствовала, как это клубилось, извивалось и поднималось внутри нее: вездесущие, коварные волны ярости, рокочущие в ее теле, в мозгу, слишком многочисленные, чтобы их контролировать, слишком огромные, чтобы их сдержать. Боль пронзила ее мозг так, что искры из глаз посыпались. Вскинув пустые руки, она закричала: — Хватит!
Слово вылетело из нее, словно молния, и ударило в рычащий, извивающийся узел сцепившихся Мэдэдха и волка. Она услышала крик боли или изумления от Йестина, чувствуя запах паленой плоти и горящей шерсти, в ужасе наблюдая, как оба животных дернулись и рухнули на землю.
О, Боже. О, Боже. Руки безвольно упали. Дыхание было рваным. Что она наделала?
Гончая поднялась на все четыре лапы, пошатываясь и истекая кровью. Волк остался неподвижно лежать на земле.
Йестин резко вдохнул позади нее.
Она повернулась.
Мальчик пошатывался над осевшей тушей первого волка. Под копной рыжевато-коричневых волос его лицо отсвечивало нездоровой белизной. Кровь вытекала из рваной раны на руке, в которой бесполезно болтался нож.
Пока она смотрела, он слабо ухмыльнулся и перехватил окровавленное лезвие другой рукой.
— Двое готовы, — сказал он.
Люси сглотнула и кивнула, стараясь удержать содержимое своего желудка.
Из-за скал появлялись новые тени. Больше подкрадывающихся, окружающих Люси и Йестина волков. Ждущих своего часа.
ГЛАВА 14
Длинная черная тень от сторожевой башни ползла по булыжникам, отмеряя время как гигантские солнечные часы.
Раздражение, сгущаясь, распространялось по венам Конна. Он не хотел слушать Гриффа, находясь здесь — в тени внутреннего двора.
Образ Люси пылал в его мозгу, как тогда — в его видениях, высокое настороженное тело и худое, сдержанное лицо, волосы цвета спелой пшеницы. Ее образ отпечатался в его мозгу — Люси, просыпающаяся и спящая, обнаженная и раскрепощенная. С ним. Под ним.
Он был одержим Люси, пленен этой смертной женщиной, как его отец — морем.
Сравнение вынудило его стиснуть зубы. Он не был Ллиром, чтобы сбросить с себя обязанности, подобно одежде.
И если бы он не был так явно поглощен своими мыслями этим утром — одержим, опьянен — возможно, Грифф не докладывал бы ему о хранителях, сговаривающихся по углам.
— Ты думаешь, Морган стал бы за моей спиной вести переговоры с Адом?
Темные глаза Гриффа были мрачны.
— Я не знаю, зашел бы он так далеко. Должно быть обещание, данное Вашему отцу, все еще сдерживает его.
— Он должен быть верен своему народу. А не королю.
— Какому народу? Морган — финский лорд.
— Финский народ — такие же дети моря, как и все селки. Если он служит им, он служит всем нам. Мы не сможем выжить, если будем расходиться во взглядах на верность.
— Вы говорите о Моргане? — спокойно спросил Гриф. — Или о себе?
Конн коротко и резко вдохнул.
— Моя верность не обсуждается. Нам нужны дети. Ребенок, дочь Атаргатис, чтобы исполнить пророчество.
— Морган обеспокоен, что беременность может спровоцировать будущий конфликт с Адом.
Дети огня не обрадуются изменениям в существующем равновесии сил.
Руки Конна сжались в кулаки. В висках стучала кровь.
— Я не отступлюсь от нее.
— Потому что она продолжает родословную.
Потому что он больше не представлял себе жизни без нее, ее тихого упорства, ее неудержимой сексуальности, ее глаз, глубоких и непостижимых, словно море.
— Я не отступлюсь от нее, — уже спокойнее повторил Конн.
Грифф вздохнул.
— Тогда Вы должны поговорить с Морганом.
— Отлично, — еще одно препятствие, удерживающее его вдали от Люси. Проклятье. — А ты можешь переговорить с Энией.
— С Энией, мой лорд?
— Да, — Конн скупо улыбнулся. — Раз ты так хорошо понимаешь женщин.
— Только не эту, — Грифф прочистил горло. — Почему бы не позволить Вашей леди самой завоевать симпатии хранителей? Конечно, если они встречались с ней…
— Они презирают ее за то, что она человек, — сказал Конн. — Все встречи, вместе взятые, не смогут это изменить.
— Ни один человек в мире не способен на то, что может сделать она, — оспорил его суждение Грифф.
— Я не буду подвергать ее …
«Конн».
Его имя. Ее голос. Ветер принес шепот, удерживающийся в его голове словно зубец рыболовного крючка.
Он дернулся, как рыба на леске.
Люси?
Его сердце колотилось. Охватывая взглядом внутренний двор, Конн почувствовал, как тревога клещом впивалась в тыльную сторону его шеи, страх проникал под кожу.
— Мой принц? В чем дело? — спросил Грифф.
Конн ощущал вибрацию в голове. И хотя в тени башен никого не было, звук ее голоса запечатлелся в его сознании: зубец серебряного крючка, соединяющийся с нитью, такой же реальной, как если бы она была из волокна.
