Помпилу и Фрепте, как давно уже получившим от нас вольную и послужившим нам многими услугами, владеть беспрепятственно всем, что они от нас получили, что сами приобрели, и что я им оставил у Гиппарха, а оставил я две тысячи драхм, – о том я не раз советовался с Мелантом и Панкреонтом, и они со мною согласны. Им я завещаю рабыню Соматалу. Из рабов я уже дал вольную Молону, Тимону и Парменону; даю также и Манету и Каллию, с тем чтобы они на четыре года оставались в саду, работали со всеми и вели себя беспорочно. Из домашней утвари, сколько сочтут нужным попечители, отдать Помпилу, остальное продать. Кариона завещаю Демотиму, Донака – Нелею, а Евбея – продать.
Гиппарх пусть выплатит Каллину три тысячи драхм. Если бы я не знал, что и прежде Гиппарх оказывал услуги как Меланту с Панкреонтом, так и мне, а теперь потерпел крушение в своих делах, то я непременно назначил бы Гиппарха моим душеприказчиком вместе с Мелантом и Панкреонтом. Но так как я понимаю, что хозяйствовать ему с ними нелегко, то полагаю, что им выгодней получить от него положенную сумму деньгами. Пусть же Гиппарх выдаст Меланту и Панкреонту по таланту, и пусть Гиппарх выдаст душеприказчикам на все расходы, перечисленные в завещании, то, что потребуется к нужным срокам, а по совершении этого пусть он будет свободен от всех обязательств передо мною, а о чем он договорился от моего имени в Халкиде, то пускай останется за ним.
Душеприказчиками над всем, что записано в завещании, быть Гиппарху, Нелею, Стратону, Каллину, Демотиму, Каллисфену, Клесарху. Завещание за печатью Феофраста положено в списках: первый – у Гегесия, сына Гиппарха, а свидетели – Каллипп из Паллены, Филомел из Эвонима, Лисандр из Гибы, Филон из Алопеки; второй – у Олимпиодора, а свидетели те же; третий – у Адиманта, которому его передал Андросфен Младший, а свидетели – Аримнест, сын Клеобула, Лисистрат, сын Федона из Фасоса, Стратон, сын Аркесилая из Лампсака, Фесипп, сын Фесиппа, из Керамии, Диоскурид, сын Дионисия, из Эпикефисии».
Таково его завещание.
Некоторые говорят, что и врач Эрасистрат тоже был его слушателем, и это вполне правдоподобно.
3. Стратон
Преемником его во главе школы был
Стратон, сын Аркесилая, из Лампсака, о котором он упоминает в завещании, – человек знаменитый, прозванный физиком за его ни с кем не сравнимое внимание к этой науке. Он был даже учителем Птолемея Филадельфа и получил от него восемьдесят талантов. По «Хронологии» Аполлодора, возглавил он школу в 3-м году 123-й олимпиады и возглавлял ее восемнадцать лет.
Книги его были такие: «О царской власти» – 3 книги, «О справедливости» – 3 книги, «О благе» – 3 книги, «О богах» – 3 книги, «О первоначалах» – 3 книги, «Об образах жизни», «О счастье», «О царе-философе», «О храбрости», «О пустоте», «О небе», «О дыхании», «О человеческой природе», «О происхождении животных», «О смешении», «О сне», «О сновидениях», «О зрении», «Об ощущении», «О наслаждении», «О красках», «О болезнях», «О кризисах», «О силах», «О металлах», «Механика», «О голоде и помрачении», «О легком и тяжелом», «О вдохновении», «О времени», «О еде и росте», «О сомнительных животных», «О баснословных животных», «О причинах», «Разрешение сомнений», «Введение в топику», «О случайном», «Об определении», «О большем и меньшем», «О несправедливом», «О предшествующем и последующем», «О высшем роде», «Об особенном», «О будущем», «Опровержения найденного» – 2 книги, «Записки» [спорные] и письма, начинающиеся: «Стратон Арсиное желает благополучия». Всего 332 420 строк
[405].
Говорят, он был таким худым, что не почувствовал собственной смерти. И наши о нем стихи таковы:
Тонким был и худым Стратон, рожденный в Лампсаке,
От умащенья многого.
Долго борол он болезнь; но даже поборот болезнью,
Он смерти не почувствовал
[406].
Всего было восемь Стратонов: первый – слушатель Исократа; второй – тот, о ком была речь; третий – врач, Эрасистратов ученик, а по некоторым известиям, даже приемыш; четвертый – историк, описывавший войны Филиппа и Персея с римлянами; […]
[407]; шестой – поэт, сочинитель эпиграмм; седьмой – старинный врач, упоминаемый Аристотелем; восьмой – перипатетик, живший в Александрии.
От Стратона-физика сохранилось и завещание, написанное вот каким образом:
«На случай, если что случится со мной, я делаю такие распоряжения. Все имущество на родине оставляю Лампириону и Аркесилаю. Из тех денег, что при мне в Афинах, прежде всего душеприказчикам моим устроить мое погребение и все, что при нем полагается, без излишества, но и без скаредности. Душеприказчиками моими по сему завещанию будут Олимпих, Аристид, Мнесиген, Гиппократ, Эпикрат, Горгил, Диокл, Ликон, Афан. Школу я оставляю Ликону, ибо остальные для того или стары, или недосужны; но и остальным было бы похвально ему содействовать. Ему же я оставляю и все книги, кроме написанных мною, и всю застольную утварь, и покрывала, и посуду. Пусть душеприказчики дадут Эпикрату пятьсот драхм и одного из рабов по усмотрению Аркесилая.
Лампириону и Аркесилаю прежде всего расторгнуть договор с Даиппом об Ирее, чтобы ему не быть в долгу ни перед Лампирионом, ни перед его наследниками, а быть свободным от всякого обязательства. Душеприказчики пусть выдадут ему пятьсот драхм деньгами и одного из рабов по усмотрению Аркесилая, чтобы за многие его труды и услуги для нас мог он вести жизнь достойную и приличную. Отпускаю на волю Диофанта, Диокла и Аба, а Симия завещаю Аркесилаю; отпускаю на волю также Дромона.
По приезде Аркесилая Ирею с Олимпихом, Эпикратом и другими душеприказчиками отчитаться в издержках на погребение и все к нему полагающееся. Оставшиеся деньги Аркесилая получить от Олимпиха, не стесняя его, однако же, сроками. Аркесилаю же расторгнуть договор, заключенный Стратоном с Олимпихом и Аминием и хранящийся у Филократа, сына Тисамена. О памятнике моем распорядиться так, как почтут за благо Аркесилай, Олимпих и Ликон».
Таково его завещание, известное по сборнику Аристона Кеосского. Сам же Стратон, как показано выше, был муж, достойный всяческой похвалы, отличавшийся в науках всякого рода, преимущественно же в древнейшем и важнейшем их роде – в физике.
4. Ликон
Преемником его был
Ликон, сын Астианакта из Троады, человек весьма речистый и с отменными способностями к воспитанию детей. Так, он говорил, что мальчиков нужно направлять к цели честолюбием и стыдом, как коней – шпорами и уздой. А выразительность и пышность его слога видны из того, как он говорил о бедной девушке: «Тяжкое бремя родителю – девица, по бесприданности своей минующая цвет своего возраста!» За это, говорят, и Антипатр сказал о нем, что как красоту и аромат яблока не отнять от яблока, так каждое его речение нужно было ловить на его устах, словно плод на ветвях дерева. Дело в том, что у него был замечательно приятный голос – некоторые даже звали его не Ликоном, а Гликоном [«Сладким»]. В письменном же слоге он был недостоин самого себя. Так, о тех, кто слишком поздно раскаивается, что не учился вовремя, и мечтает об учении, он изысканно говорил так: «Они обвиняют сами себя, бессильной мечтой обличая раскаянье в неисправимой праздности». О тех, кто впадал в ошибки, он говорил, что они перебивают себе рассуждение, словно мерят прямое кривою мерою или судят о лице по отражению в зыбкой воде или в кривом зеркале. И еще он говорил, что на торжище за венками гонятся многие, а в Олимпии – немногие, чтобы не сказать никто. Сам он не раз подавал афинянам советы, которые были им весьма полезны.
